Жонглер с тиграми
Шрифт:
— Рам говорит, зверей мало, потому что они умирают, — сообщил Джордж, комментируя моё недавнее замечание.
— Умирают? Отчего?
Новый перевод:
— Вода, которую они пьют, загрязнена. Носорог умер от гас… гастро…
— Гастроэнтерита?
— Да, сэр, — Джордж послушал Рама ещё немного и добавил: — А недавно умер очень редкий олень. Он съел полиэтилен и какой-то шнур. А орангутанг умер от жары, — Рам добавил ещё какие-то откровения. — А некоторых зверей
Рассказывая всё это, Рам счастливо улыбался. Его, похоже, не заботило, что питомцы зоопарка преждевременно сходят в могилу, или оказываются в чьих-то грузовиках, или желудках.
— А тигры где? — спросил я.
Ещё один обмен фразами на хинди, наконец, ответ:
— Рам отведёт нас к ним, — сообщил Джордж.
Я был взволнован. Наконец-то я увижу тигра! Но клетка, к которой Рам нас привёл, была пуста. Я огляделся в поисках подозрительных китайцев.
— Тигров нет! — объявил Джордж и затем, очевидно, повторил это наблюдение на хинди. На минуту с лица Рама исчезла улыбка, он отошёл куда-то, и через минуту вернулся, сияя по-прежнему.
— Сэр, у тигров обед, — объяснил с его слов Джордж. — Рам говорит, за сто рупий он проведёт вас внутрь, и вы их увидите.
— Внутрь?..
Мне как-то не хотелось стать тигриным десертом.
— Это совсем не опасно, — заверил Джордж без малейшей убеждённости в голосе, — просто это неофициально.
Мы сошлись на сорока рупиях, и Джордж добровольно и с большой охотой вызвался караулить у входа. Рам отодвинул тяжёлый засов, и мы вступили в полутьму тигриного жилища. Тигров было пять, все взрослые. Трое белых, двое бенгальских. Увидав нас, тигры перестали рвать буйволиные рёбра и, похоже, попытались припомнить вкус человечины. Рам взял палку и, к моему ужасу, ткнул ею одного из тигров. Тигр рявкнул и взмахнул лапой. Прутья клетки задребезжали. Они выглядели пугающе хлипкими. Я решил, что пора уходить. Для меня охота на тигров кончилась.
Выходя из зоопарка и прикрывая глаза от солнца и пыли, я вдруг почувствовал, что кто-то схватил меня за ноги. Я посмотрел вниз. Это оказался старый нищий, у которого не было ног, только короткие культи. Он передвигался на самодельной тележке. Я дал ему двадцать рупий и он тихо заворчал, как раненое животное.
— Это жестокая страна, — сказал я Джорджу, когда мы сели в машину.
— Она не жестока к таким людям, как вы, сэр, — тихо ответил Джордж. — Только к таким, как мы.
Когда дороги расходятся
«Когда дорога расходится, ступайте по ней», — такой, совершенно дзенский, факс, получил я как-то утром от своего индийского партнёра. Это был его ответ — несколько туманный, и даже настоящий шедевр двусмысленности, — на моё замечание относительно того, что, разработав около восьмидесяти рекламных кампаний за такое же число недель (и добившись успеха в поразительно небольшом числе случаев) — мне, возможно, стоит подумать о том, чтобы перебраться в угодья менее бурной охоты.
Последние несколько месяцев наши с ним отношения постепенно ухудшались, а при разговоре он смотрел на меня всё более многозначительно. А может, менее. Трудно сказать наверняка. В таких случаях я обычно прекращал говорить и пялился на него с таким же видом. Поэтому при личных встречах мы таращились друг на друга, а на расстоянии общались при помощи факса.
Мы, точно разошедшиеся любовники, во всём винили друг друга. Я, к примеру, ставил ему в вину то, что он не сменил помещение офиса, как не раз обещал, и я вынужден был по-прежнему дважды в день совершать жутковатые поездки на лифте. Я винил его и за то, что моя карьера на полтора года оказалась загнана в пыльный делийский
Работа здесь, если вспомнить всё, была довольно причудлива и часто выводила из себя. Она напоминала попытки строительства карточного домика в бурю. Хотя я из кожи вон лез, чтобы установить с заказчиками прочные долговременные отношения, большинство из них просто бесследно и не прощаясь кануло в ночь. Зародыш авиалинии Хари Дхупа так и не сумел расправить крылья и взлететь, зато сам Хари Дхуп куда-то улетел, задолжав нам изрядную сумму. Вед со своей замысловатой задачей продажи спиртного мусульманам так и не дал о себе знать. Матрасный клиент, который называл меня «доктор», вероятно, нашёл себе нового консультанта, с менее западным образом мышления — он тоже исчез. В Химачал-Прадеше, я уверен, до сих пор пытаются найти директора Департамента по туризму, который сумел бы достаточно долго усидеть в своём кресле. А мои попытки сделать дорожное движение в Индии более безопасным закончили свой путь в корзине для бумаг. С другой стороны наше агентство, как мне известно, до сих пор помогает некоему бомбейскому джентльмену пережить историю, а пивная соблазнительница таки соблазнила по крайней мере несколько тысяч человек отведать предлагаемое ею питьё.
Когда я сообщил Джорджу, что в конце месяца уезжаю из Индии, он разрыдался. В этот самый момент мы объезжали Ворота Индии на почти предельной для «премьера» скорости. Потеряв контроль над собой, Джордж потерял его и над машиной, вызвав шквал негодующих гудков.
— Джордж, возьми себя в руки! — заорал я, видя, как над нами нависает огромный автобус.
Он утёр глаза тыльной стороной кисти.
— Что будет со мной?.. — вымолвил он, всхлипывая.
— Ты наверняка найдёшь новую работу.
Я был уверен, что водители-ипохондрики с сердитыми волосами, тяжёлой головой и полными стресса ногами встречаются достаточно редко.
— Но, сэр, чтобы найти другую работу, нужно время. На что я буду содержать семью, пока буду искать новое место?..
— Я тебе заплачу за лишний месяц, — пообещал я, и Джордж немедленно утешился.
Узнав о моём отъезде, заплакал и повар, мастер Большой Рыбы. Он в конце концов овладел искусством готовить тост с яичницей-болтуньей, хотя на это у него ушёл не один месяц, и подавал мне теперь это блюдо дважды в день. Впрочем, если ему удастся найти помешанного на яичнице нанимателя, вдобавок склонного к авантюрам вроде употребления блюд мексиканско-индийской кухни, он тоже не пропадёт. Даже Фредди-чаукидар, кажется, расстроился из-за грядущей разлуки со мной. Лишь мали-полуночник не выразил никаких эмоций; впрочем, он ведь состоял не при мне, а при саде, а сад никуда не уезжал.
В агентстве весть о моём решении уйти восприняли по-разному. Некоторые сотрудники явно не понимали, зачем я в своё время приехал; кое-кто был бы рад вообще никогда меня не встречать — например, парень-тибетец, который под видом чая варил неведомые зелья и постоянно выглядел так, словно для него было неожиданностью, что я всё ещё жив и хотя бы относительно здоров. Правда, творческие работники, с которыми я работал в команде, были как будто искренне огорчены. Это было приятно, пусть даже их огорчение было вызвано осознанием того, насколько увеличится их нагрузка после моего отъезда.