Жонглёр

Баев Алексей

Лука улыбнулся своим мыслям. Нет, его вовсе не отпугнул неестественный жар, которым тянуло из дыры. Наоборот. Кровь в жилах забурлила, от нетерпения затряслись коленки. Там что, кузню устроили? Коль так, то и другой выход есть, правда? Кузнец-то с подмастерьями должен как-то входить-выходить. Не отсюда ж…

Страха не было вовсе. Детское любопытство словно ожило, материализовалось. А потом схватило паренька за руку и потащило за собой с такой силой, что сопротивляться ему не представлялось возможным. Лука и не сопротивлялся. Даже внутреннему голосу, бубнящему: «одумайся, мальчик! Беги лучше домой», приказал

заткнуться. Мол, гляну одним глазком и побегу. К обеду опоздаю – что с того? Повар добрый, в кухне покормит.

Внутри были ступени. Вели куда-то вниз. Странно. Уж не карлики здесь живут? Те, что выходят по ночам, воруют детей, чтобы пожарить их на кострах. И съесть. А что? Скорцо рассказывал. Брр! И жар такой, что солнце дать земле не может.

Уйти, пока не заметили? Или… Ну хоть краешком глаза? Ведь карлики! Настоящие людоеды! А потом, когда с мальчишками познакомлюсь, будет, что рассказать.

«Проваливай отсюда! Беги!»

Конечно… Только чуточку попозже, хорошо?

Ступенек через десять стало настолько темно, что идти дальше приходилось исключительно наощупь. Да, посох бы не помешал. Вдруг обрыв? Прежде чем сделать каждый последующий шаг, приходилось нащупывать опору. Да и жара становилась все невыносимей. Сорвать бы камзол, да потом разве его здесь найдешь?

Злые карлики меж тем, если они здесь и жили, признаков этой самой жизни не проявляли. Ни голосов, ни звука шагов, ни криков поджариваемых детей. Кузней тоже не пахло. Буквально. Думаете, раскаленное железо без запаха? Ха! Да и молотки не стучат… Уж не спуск ли это в сам ад? Интересно, черти видят во тьме? Хоть бы один только лучик тоненький, а? Бог всемогущий, слышишь ты меня? Дай, пожалуйста, немножко света…

Бог услышал просьбу. Причем, настолько буквально и быстро, что Лука чуть не испугался. Чуть? Да. Не успел. Откуда-то из глубины пещеры прямо ему под ноги стремительно прибежала узенькая, мерцающая разноцветными огоньками, дорожка. Ого! Спасибо тебе, Боженька!

Идти пришлось довольно долго. Хорошо – ступени кончились. Пусть дорожка и стремилась чуть под уклон, но была абсолютно прямой. Вот только источника света до сих пор не наблюдалось. По мере продвижения коридор становился все шире и шире. И потолки делались выше. Лука, понятно, видеть этого не мог, но отчетливо слышал эхо собственных шагов, которое – чем дальше – делалось все более объемным и впечатляющим. В свои семь лет паренек знал уже многое – спасибо доброму синьору Никко, который никогда не ленился, учил приемыша полезным знаниям. Мол, слушай, мальчик. И запоминай. Кое-что из сказанного иной раз и жизнь может спасти…

Он сам не понял, как оказался в просторной и, главное, прохладной комнате. В круглой и светлой. Стены выложены черными каменными плитами, прямо из которых – будто б сквозь маленькие отверстия, просверленные в них – сочились разноцветные лучики. Больше красные и зеленые. Но самое ужасное, в комнате были… нет, не карлики. И даже не кузнецы. Дикие звери. Хищники. О, Господи!

Лука опознал их сразу. Лев и лисица. Во флорентийском доме синьора Никко висела картина, на которой был изображен суровый мужчина в смешном и легкомысленном девичьем белом платьице. Скорцо назвал его туникой. Не мужчину! Платье! Так вот, на плече человека сидела большая черная птица, слева стояла лисица, а справа возлежал

он. Лев. Большой и опасный. Страшный. Но синьор лишь рассмеялся, когда Лука прикрыл ладошками глаза. Мол, чего ты испугался, дурашка? Это ж картинки, символы. Ворон – так звали птицу – мудрость, лисица – хитрость, лев – сила и отвага. Человек же – великий римский император Октавиан Август…

Но то были мертвые краски, эти же… Не съедят? Вон как смотрят!

Однако животные или были не голодны, или человечиной брезговали, агрессии не проявляли. Лев даже улыбнулся. Или показалось?

– Здравствуй Лука, – эти слова произнесла лиса.

– Приветствуем тебя, – сказал лев, слега наклонив гривастую голову.

– З-здравствуйте, си-иньоры, – чуть заикаясь, полушепотом отозвался мальчик. – Вы з-знаете мое имя?

– Да. И мы давно тебя ждем, – проговорила лиса, приблизившись на пару шагов. – Ни о чем не спрашивай, иди за нами.

Лисица, а следом за ней и лев прошествовали мимо мальчика. Тот, собрав остаток сил, тронулся следом. Хорошо, идти далеко не пришлось. Шагов через сто уперлись в стену. Лев поднял лапу, коснулся одной из плит, и несколько мгновений спустя открылась внутрь секретная дверца. Как раз под рост ребенка.

– Внутрь тебе придется войти одному, – сказала лисица. – Нам туда нельзя.

– Почему? – вполне искренне удивился Лука.

Страх прошел. Вернулось любопытство.

– Тебе было сказано – не задавай вопросов, – рыкнул лев. – Ну? Смелее! Обещаю, мы тебя обязательно дождемся.

– Хорошо бы, – вздохнул мальчик, но тут же обезоруживающе улыбнулся. – А там что?

– Лука!

Узкий извилистый коридорчик, пробитый прямо в скале и – слава Господу – довольно светлый, вывел его через несколько минут в небольшую комнатку, похожую на монашескую келью. Уютную и светлую, но без окон и единого следа копоти от свечей или лучин. А еще здесь было жарко. Гораздо жарче, чем в том, первом коридоре. Даже дышать стало невыносимо трудно. Как бы в обморок не упасть…

Свет и жар видимыми волнами накатывали от белой мраморной тумбы у дальней стены. От небольшой треугольной рамочки, на ней возлежащей.

Лука расстегнул воротник, попытался вдохнуть поглубже – получилось, – подошел. Что это за… В рамке лежали три прозрачных шара. Стекло? Горный хрусталь? Но почему они – ай! – мальчик прикоснулся к одному пальцем – такие горячие?

Тут же, рядом с треугольником, лежал скрученный, стянутый красной нитью свиток.

Развернуть? Прочесть? Пожалуй. Хорошо, что синьор уже начал учить его письменной грамоте…

Буквы оказались понятными, слова тоже знакомыми, но смысл написанного остался загадкой даже после десятого, наверное, прочтения.

Lustum enim est bellum quibus necessarium, et pia arma ibi nulla nisi in armis spes est¹.

О какой войне речь? Уж не о флорентийской ли резне? Но там совсем другое. Синьор говорит – кровавая смута. Зачем им еще оружие? Или не им?

Будь ты хоть семи пядей во лбу, но коль тебе семь лет от роду, вряд ли ты что-то поймешь. Но надо. Надо понять! Ведь зачем-то он сюда попал? И его ждали. Как сказали, ждали давно. Ну? Думай!