Жор глубинной щуки
Шрифт:
Я молчал, озадаченный. Мне пришло на память, что щуке приписывают близкое знакомство с нечистью. Если рыбарь заметит, как она плеснёт возле борта хвостом, то скорая погибель не за горами. Щука охраняет царство Водяного. Окуни и судаки в её подчинении. Когда вдруг она срывается с крючка, принято не ругаться, не клясть судьбу, лишь тихо произнести: «Плыви, щука, за водой, моё счастье, будь со мной».
По народному поверью, «в щучьей голове, что в холопской клети: и пусто, и темно, и злых намерений полно». Недаром «щукой» называют злого, лукавого и пронырливого человека.
– Клав, – окликнул Иваныч супругу, – у нас выпить ничего нет?
– Почём я знаю?! Буду я тебе ещё водку наготово, как маленькому, брать.
– Ну, ладно, костёр-то у нас замолкает. Надо в топку слегка того… подкинуть.
Он вразвалочку пошёл в серую ночь. Похрустел валежником. Хлопнул дверкой машины и, вернувшись с охапкой сушняка, вывалил подле костра.
Глаза его заговорщицки блестели. Сам заметно оживился:
– Рыбалкой давно занимаюсь. Так вдвоём с хозяйкой и ездим. Каждые выходные, считай, на озере. Здесь, кроме нас, редко кто бывает. Вот в прошлый год подвалили. Строев Фёдор… Петрович. Тоже с женой. Прямо на это место. Клав, помнишь, сидим спокойно у костра, а он ни с того ни с сего стихами заговорил?
– Как же не помнить… Я их даже записала тогда:
…Настанет день, судьба не сбережёт. Увы, надежды суетны и жалки. И я уйду, но этот мой уход Пускай со мной случится на рыбалке.А люди, что ж, поднимут и снесут, Придут к столам, помянут кое-как, Плитой придавят и напишут: «Тут Лежит такой-то – грешник и рыбак».– Ему лет пятьдесят было. Недавно на пенсию вышел. Заядлый рыбак. Бывший военный. Майор. Для внучки старался – рыбкой хотел порадовать.
Старик растерянно улыбнулся, обнажив блестящие металлические фиксы.
– Посидели, вот как сейчас, у костра. Я на берегу остался сети перебирать. Его жена ушла в машину спать. Моя, с удочкой, на дюральке отправилась. Петрович на своей лодке со спиннингом по губкам. У травянки основной жор как раз закончился, а у глубинной только начинался…
…Петрович выбрал из своего рыбацкого набора финскую блесну-воблер (друзья привезли неделю назад в подарок на день рождения). Это была крупная рыбка с двумя острыми тройниками, на брюшке и хвостике, с чёрной спинкой, пятнистыми блестящими боками. Потянешь в воде – словно раненая плотичка на ходу. Поменял в катушке леску на крепкий плетёный шнур. Щука – противник достойный, тут основательность нужна.
Перед забросом Строев встал. Двухместная лодка с надувным дном это позволяла. На озере ранним утром спокойно. А закидывать спиннинг стоя – одно удовольствие, каждый подтвердит.
Солнце ещё не коснулось горизонта. Седые сумерки на короткое время хозяйничали в этом уголке природы, окунувшемся с головой в сладкую пору белых северных ночей.
Фёдор Петрович взял спиннинг в правую руку, левой перекинул фиксирующую дужку в свободное положение. Короткий боковой взмах
В том месте, куда только что приводнилась рыбка, по глади пошли круги.
Он стал плавно вращать рукоятку катушки, как вдруг шнур натянулся и застыл.
Зацеп!
Не было никаких сомнений, что это крупный топляк или коряга. Когда случается настоящая поклёвка или крючок задевает за траву, всегда чувствуется: шнур ходит. А тут – намертво встал.
Не беда. Придётся подгрести на лодке и отцепить тройник. Двух минут не пройдёт. Можно даже для интереса время засечь…
«Командирские» показывали два часа ночи.
Неожиданно удилище согнулось крутой дугой, катушка пискляво затрещала тормозом… Что-то, остановившее в глубине блесну, ожило и настойчиво потянуло за собой шнур.
Щука. Огромная…
Попалась!
Плетёнка продолжала уходить в тёмную предрассветную воду. Майор сделал потуже тормоз катушки, чтобы рыбине требовалось большее усилие на перетягивание.
Ничего. Если нормально заглотила блесну, никуда не уйдёт. Эту плетёнку буксиром не порвать. Главное – успокоиться и не торопиться.
«Не спешить!» – как заклинание повторял он.
Измотать её.
Утомить.
Перемудрить.
Он принялся подкручивать катушку. Рывок – шнур заскользил прочь.
Выждал минуты три. Дал рыбе успокоиться. Опять сделал несколько витков. Рывок! Ещё несколько метров ушло вглубь.
Мельком глянул на часы: половина третьего. Полчаса таинственная рыбина в ответ на попытку вымотать лесу стравливала её десятками метров в свою пользу. Пока получалось не как в сказке: «по щучьему велению», да не «по Емелиному хотению».
Майор ещё туже затянул тормоз.
Попробовал мотать. Подалось. Один метр выбрал. Три. Четыре.
Глядь, в семидесяти метрах на поверхности образовалось волнение, словно какой-то чудовищный зверь выталкивал воду из глубины. Но ничего так и не появилось. Вместо этого лесу опять сильно дёрнули и отвоёванные метры стравили с излишком.
Между тем рыба стала утомляться. Это чувствовалось по всему. Она ещё не показывалась, но выдёргивать помногу шнур на себя уже не могла. Фёдор Петрович потихоньку выбирал слабину сразу, как только возможность представлялась. С каждым витком зелёного шнура, с каждым метром его, неизвестное чудище приближалось к своему концу.
Метрах в пятнадцати от лодки краем скользнула чёрная спина с гигантским плавником. Толком не видно было, где эта спина начиналась, где заканчивалась.
Так вот ты какое – Сямозерское чудовище!
Петрович поправил очки на вспотевшем носу. Пока со щукой тягался, лёгкий незаметный ветерок отогнал лодку от берега. До рыбины оставалось метров десять, но её по-прежнему не было видно. Она шла глубиной.
Строев не узнавал себя. Не было азарта. Он лишь машинально выбирал и выбирал слабину. По телу плыл холодок.