Жорж Санд. Ее жизнь и литературная деятельность
Шрифт:
После Пьера Гюгенена „Revue des Deux Mondes“, в котором она сотрудничала с самого начала своей литературной деятельности, закрыл для нее свои столбцы. Тогда она в компании с Пьером Перу, Виардо, Ламенне и Мицкевичем основала новый журнал, „Revue Independante“, в котором и помещала свои последующие романы.
ГЛАВА X
Революция 1848 года застала Жорж Санд в Париже. Принадлежа к кругу вожаков республиканской партии,
Ледрю Роллен, получивший во Временном правительстве портфель министра внутренних дел, поручил Жорж Санд редактирование официозной газеты „Bulletin de la Republique“. Она с жаром взялась за это дело и с полной искренностью поддерживала в своих статьях совершившийся переворот и республиканскую форму правления. В ее понятиях эта форма неизбежно соединялась с проведением в жизнь различных мер по улучшению нравственного и материального положения рабочего класса, по урегулированию отношений между трудом и капиталом, по облегчению условий труда. Она смело возвещала, что, покончив с прежним режимом, провозгласив себя республикой, Франция пойдет твердым шагом по пути соответствующих реформ. И правительство, органом которого служила ее газета, не опровергало ее; напротив, оно само декретировало „право на труд“, т. е. признало, что государство обязано предоставлять работу всякому нуждающемуся в ней. В Люксембурге открыта была под председательством Луи Блана „правительственная комиссия для рабочих“, и члены ее, избранные по жребию из рабочих разных специальностей, должны были вырабатывать и обсуждать законы для внесения их в будущее Национальное собрание.
Вследствие промышленного кризиса, обыкновенно сопровождающего всякий государственный переворот, множество рабочих осталось без заработка, и, чтобы дать им средства к жизни, правительство организовало в огромных размерах общественные работы, так называемые Ateliers Nationnaux (общественные мастерские), где работало более 100 тысяч человек. Вся эта видимость легко могла ослеплять недальновидных идеалистов и внушать им радужные надежды на будущее. Но подобное ослепление не могло быть продолжительным. Партии, соединившиеся для борьбы с общим врагом, одержав победу, разделились, обособились, стали враждовать.
Умеренные республиканцы, опиравшиеся на народ для уничтожения прежнего режима, по своему общественному положению и своим симпатиям не чувствовали склонности к экономическим реформам. Мечты и желания более радикальных партий и фракций пугали их, были им в высшей степени антипатичны. Став во главе правления, они первое время считали необходимым льстить победителям февральских дней, успокаивать их ложными надеждами и обещаниями. Но в этих обещаниях не было ни малейшей искренности, ни одно мероприятие Временного правительства не обнаруживало серьезного намерения улучшить положение рабочего класса. Парижские рабочие замечали это и волновались…
Разногласие Жорж Санд с большинством членов Временного правительства ясно выразилось в тех редакционных статьях, которые она помещала в „Bulletin de la Republique“ перед выборами в Национальное собрание. В этих статьях она самым резким образом настаивала на необходимости экономических реформ и убеждала избирателей подавать
В этих словах усмотрен был призыв к новому восстанию народных масс, весьма неудобный на страницах официозного органа, и Ледрю Роллен поспешил снять с себя всякую ответственность за статью.
Выборы в Национальное собрание дали перевес партии умеренных республиканцев, и в исполнительной комиссии, заменившей Временное правительство, уже не было места для социалистов. Редактирование официозной газеты было отнято у Жорж Санд, ходили даже слухи, что ее намерены арестовать; но она смеялась над опасениями друзей и, собираясь ехать летом в Ноган, нарочно прожила несколько лишних дней в Париже, чтобы не иметь вида человека, спасающегося от несуществующих преследований.
В Берри она нашла реакцию в полном разгаре, и вот какими яркими красками описывает она ее в письме к одному из своих друзей: „Покидая великий очаг политических волнений, я надеялась найти нравственный покой в глухой деревне, но я ошиблась в расчете и сама бросилась в пасть льву. Здесь, в этом Берри, таком романтичном, кротком, добром и спокойном, в этой стране, которую я так люблю и где я достаточно доказала беднякам, что понимаю свои обязанности относительно их, здесь на меня смотрят как на врага рода человеческого и считают меня виновной в том, что республика не сдержала своих обещаний. Я долго не могла понять, как это я умудрилась, сама того не подозревая, играть такую важную роль, но мне все объяснили и доказали как дважды два — четыре.
Во-первых, я принимаю участие в заговорах отвратительного старика, которого в Париже называют "Отец Коммунизм“ и который мешает буржуазии продолжать осыпать народ ласками и благодеяниями. Этот негодяй, узнав, что народ страдает от голода, придумал для уменьшения общественных бедствий убить всех детей моложе трех лет и всех стариков старше 60 лет; кроме того, он хочет, чтобы люди не заключали браков, а жили по-скотски. Затем, так как я ученица "Отца Коммунизма“, то я выпросила себе у герцога Роллена все виноградники, все земли своего кантона и могу вступить во владение ими когда захочу. Я поселюсь в них с гражданином "Коммунизмом“, мы убьем всех детей и стариков, установим во всех семьях скотский образ жизни, будем выдавать на пропитание земледельцам по 6 су в день, а сами станем кутить за их счет.
Не думайте, что я преувеличиваю или что я шучу, все это буквально говорится. Вот как рассуждают наши добрые и кроткие крестьяне Черной долины! Не зная их, можно подумать, что все эти нелепости зарождаются сами собой в их суеверных мозгах. Но я отлично знаю их ум и здравый смысл. Они только легковерны, как все люди, которые живут вдали от фактов. В 1789 году фантастический страх распространился, как электрический ток, по всей Франции: всюду говорили, что идут разбойники. В 1848 году место разбойников заняли коммунисты-людоеды; о них не только говорили, их показывали. Всякий кандидат, неприятный реакционерам, к какой бы республиканской фракции он ни принадлежал, превращался в коммуниста в глазах напуганного населения. История отметит в свое время эту интересную фазу нашей эпохи. Потомство с трудом поверит ей".