Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша
Шрифт:
— Вот уже тогда волей или неволей он сядет в седло вслед за мной.
Жозефина и Бонапарт расставили капкан, чтобы заманить в него Гойе. Но они не приняли в расчет г-жу Гойе, которая уже не взирает благодушно на «два-три часика», проводимые ежедневно ее мужем в обществе чрезмерно соблазнительной г-жи Бонапарт. В такой ранний час — кто же наносит визиты в восемь утра? — да еще вместе с нею — это кажется ей странным, чтобы не сказать подозрительным. Поэтому она отправляется в особняк на улице Шантрен одна, К ее изумлению, улица, маленькая аллея и сад заполнены офицерами, которые, видя, сколько их туда вызвали, уже догадались, что «назначено на сегодня». Г-жу Гойе принимает Бонапарт, рассчитывающий в равной мере и на страсть Гойе
— Как! Разве председатель не приедет?
— Нет, генерал, он не может.
— Его приезд совершенно необходим. Напишите ему, сударыня, а я переправлю вашу записку.
Г-жа Гойе считает, что она всех перехитрила, нацарапав мужу следующие строки:
«Ты хорошо сделал, что не поехал сюда, мой друг: все здесь происходящее говорит мне, что приглашение было ловушкой. Я не замедлю вернуться к тебе…»
На этот раз у Жозефины нет оснований скрывать правду. Через несколько минут Бонапарта вызовут в Совет старейшин, и он вскочит на коня.
— Все, что вы видите, сударыня, — объявляет она упрямице, — должно подсказать вам неизбежность предстоящего. Я в отчаянии, что Гойе не отозвался на мое приглашение, согласованное с Бонапартом, который жаждет, чтобы председатель Директории стал членом подготовленного моим мужем правительства. Отправив свое письмо с Евгением, я достаточно ясно показала, какое значение этому придаю.
— Я возвращаюсь к мужу, — враждебно бросает г-жа Гойе.
— Не удерживаю вас, только передайте ему, чтобы он хорошенько подумал, и сами подумайте вместе с ним над тем, что мне поручено вам передать. На ставке не только его интересы: влияние, которое окажут Сийес и его люди на готовящиеся события, зависит от позиции, занятой председателем. Используйте все свои возможности, чтобы побудить его приехать.
Тем временем Бонапарт тащит за собой Бернадота, который, будучи вызван так же, как другие, явился тем не менее в штатском: он не на службе и не обязан быть в мундире.
— На то, чтобы переодеться, вам довольно будет минуты.
— Меня не предупредили. Приказ нужно было отдать заранее.
Словом, он отказывается понимать, «Генерал без формы! Пришел бы уж тогда в домашних туфлях!» — думает Бонапарт и возвышает голос:
— Вашу Директорию все ненавидят, ее конституция исчерпала себя. Нужно смести ее и придать правительству другое направление, Идите и наденьте мундир, я не могу ждать долго, вы найдете меня в Тюильри среди всех наших сотоварищей.
Будущий король Шведский и бровью не ведет.
— Бернадот, — настаивает начинающий диктатор, — не рассчитывайте ни на Моро, ни на Бернонвиля, ни на генералов из ваших. Когда вы лучше узнаете людей, вы увидите, что обещают они много, выполняют же мало. Не полагайтесь на них!
— Я не желаю участвовать в мятеже.
— Мятеж! — возмущается Бонапарт, описывая эту сцену своему секретарю. — Мятеж! Как вам это нравится, Бурьен? Куча дураков, людей, с утра до вечера адвокатствующих в своем логове! Ничто не помогло, я не сумел сломить Бернадота — это кусок железа. Я попросил его дать слово ничего не предпринимать против меня. Он ответил: «Как гражданин, я останусь в стороне, но если Директория прикажет мне действовать, я выступлю против любых возмутителей порядка». Но, в конце концов, мне плевать: я принял нужные меры, командовать ему не придется.
Все ждут.
Почему до сих пор не привезли декрет? Неужели отцы сенаторы [196] заартачились? Всем известно, что старые болтуны заседают уже целый час. Слышен могучий голос Лефевра [197] :
— Пойдем и швырнем всех этих чертовых адвокатов в реку!
Наконец торжественно появляются инспекторы Совета старейшин. Все прошло, как было предусмотрено: депутаты, созванные к семи утра, поверили или сделали вид, что верят, будто Республика ввергнута в опасность «анархистами и агентами заграницы».
196
Отцы сенаторы — официальное обращение к сенаторам в Древнем Риме. Здесь: ирон.: законодатели.
197
Лефевр, Франсуа Жозеф, герцог Данцигский (1755–1820) — маршал Франции с 1804, в походе на Россию в 1812 командовал Старой гвардией Наполеона.
— Нужно принять меры к спасению отечества; мы уверены в поддержке со стороны генерала Бонапарта; под сенью его мощной руки оба Совета смогут обсудить меры, которых требуют интересы общества.
Бонапарт принимает делегатов, сопровождаемых глашатаем в шляпе с перьями и в мантии с воротником. Они явились в парадных одеяниях, чтобы прочесть генералу декрет:
«Статья I. — Законодательный корпус переводится в Сен-Клу; оба Совета будут заседать в двух крыльях дворца.
Статья II. — Заседания начнутся завтра, 19 брюмера, в полдень; всякое отправление депутатами их функций и обсуждение каких бы то ни было вопросов до этого срока воспрещаются.
Статья III. — Исполнение настоящего декрета возлагается на генерала Бонапарта. Ему поручается принять меры для обеспечения безопасности представителей нации.
Генерал Бонапарт вызывается в Совет для вручения ему настоящего декрета и принесения присяги».
Чтение закончено.
Бонапарт с Жозефиной находятся в маленькой столовой в ротонде, которая одновременно служит прихожей. Он поворачивается к своим адъютантам и присутствующим офицерам:
— Следуйте за мной.
Прежде чем распахнуть дверь в сад, он еще раз предлагает Бернадоту сопровождать его. Тот отказывается. Затем Бонапарт на ходу бросает Бурьену: «Гойе не явился, тем хуже!» Он уже на крыльце.
— За мной!
Офицеры громко выражают свое одобрение. Правда, кое-кто из них «остается чужд общему порыву», но большинство подражает Бонапарту, вскакивающему на адмиральского коня.
Жозефина остается одна с Бернадотом и Бурьеном. Они слышат, как кавалькада удаляется по направлению к бульвару, где на углу улицы Монблан ждут полторы тысячи кавалеристов, начальство над которыми принимает Мюрат. Бернадот вскоре уходит, и Жозефина может дать теперь волю своим страхам. Бурьен силится ее успокоить.
— Вы близко знакомы с Гойе? — спрашивает она.
— Мы с ним не обменялись даже словом о происходящем.
— Это меня огорчает, потому что в противном случае я попросила бы вас написать ему, посоветовав не поднимать шум и последовать примеру Сийеса и Роже, которые добровольно подадут в отставку, а не связываться с Баррасом, который сейчас, видимо, уходит в нее поневоле.
Так оно и есть.
Баррас собирается сесть в ванну и не может принять Гойе и Мулена, удивленных его пребыванием в блаженном неведении, в то время как мостовые города сотрясаются от сапог и подков. Сийес после очередного урока верховой езды уезжает — на коне! — в Тюильри, где его появление замечено публикой. Роже Дюко, сославшись на необходимость «узнать, что нового», тоже покидает Люксембургский дворец. Выйдя из ванны, где он в течение часа сгоняет вес, Баррас тщательно бреется, затем объявляет себя больным и отказывается принять своих коллег, которых уже уносит течением. Он, действительно, узнал о переводе обеих палат в Сен-Клу и надеется на визит если уж не самого Бонапарта, то, по крайней мере, одного из его эмиссаров и приглашения в Тюильри. Появляется, однако, лишь его собственный секретарь Бото, на которого при выходе из Тюильри набросился Бонапарт. Перед началом парада генерал подскочил к нему и — умелый актер! — раскричался: