Жребий брошен
Шрифт:
Но перспектива провести в замечательном лесу остаток дней меня как-то не прельщала. Кроме того, магистров было жалко — я еще не забыла, кто такой Ричард Ривендейл, и примерно представляла, как хорошо он относится к любым нештатным ситуациям. Особенно к тем из них, которые способны причинить вред его наследнику. Нет, надо было возвращаться… я решительно сжала флажок за иголочку в основании и спрыгнула со стола.
Эгмонт все еще стоял у карты, но нужный мне кусок, хвала богам, не загораживал. Я нагнулась к бумаге, и пространство точно раздвинулось перед моими глазами: вместо микроскопических голубых пятнышек,
Я вонзила флажок в точности туда, где стояла избушка. Точка в точку, не промахнувшись ни на миллиметр. Рихтер, прижимая к стене листок пергамента, что-то высчитывал, обмакивая перо в зависшую в воздухе чернильницу. Кажется, расчеты продвинулись недалеко: заглянув магу через плечо, я увидела, что большая часть написанного размашисто зачеркнута крест-накрест.
— Хэй, — тихо позвала я. — Магистр Рихтер…
Маг развернулся таким по-змеиному быстрым движением, что я не успела даже отшатнуться. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом Эгмонт сделал маленький шаг вперед и повел по воздуху ладонью. Как будто призрака нащупывал, мелькнуло непрошеное сравнение.
— Яль… студентка Ясица? — недоверчиво спросил он.
Он меня не видит, поняла я. Чувствует, подозревает — возможно, но все-таки не видит. Потому что это сон, на самом деле меня нет в этом кабинете… я лежу на лавке в лесной избушке, стоящей на берегу затерянного озера… как можно увидеть того, кого здесь нет?
Для проверки я шагнула влево — и взгляд Эгмонта сместился за мной, но с некоторым опозданием. Сейчас магистр больше всего напоминал охотящегося зверя: он напрягал все чувства, которые у него только были, пытаясь опознать не след, но возможность следа.
Ладно, мрыс со всеми сложностями! Почувствовав, что спать мне осталось недолго, я быстро шагнула к карте и постучала пальцем возле флажка. Рихтер посмотрел туда — и я вдруг поняла, что просыпаюсь, ибо картинка выцветала у меня перед глазами, вскоре сменившись привычной темнотой под веками.
Последнее, что я увидела, глянув на карту, — это бумажный флажок насыщенно-синего цвета.
Вчерашний день у меня выдался насыщенный, так что я проспала до полудня и проснулась от взрыва, прогремевшего буквально над ухом. Нет худа без добра: сон будто рукой сняло, я взлетела на ноги, ошалело оглядываясь по сторонам.
Крыша была на месте, печка тоже еще стояла. Над столом тонкой струйкой курился синий дымок. Со столешницы на пол медленно стекала светящаяся зеленая жидкость, капавшая на доски с размеренностью метронома. Там, куда падали капли, оставалось выжженное пятно.
— Ой… — пролепетал подозрительно знакомый голосок. — Мистрис, а хрустальная мензурка у вас есть?
— Конечно, есть. — Давешняя колдунья серьезно качнула носом. — Вон в том шкафчике.
Полин, каковой, естественно, и принадлежал голосок, тут же унеслась к шкафчику. Бранка же с интересом посмотрела
— Доброе утро, — благосклонно сообщила она.
Увы, наши мнения расходились.
— Это… это что за алхимические эксперименты с утра пораньше?!
— С утра? — возмущенно встряла Полин. — Яльга, проснись и пой! Полдень на дворе!
— Щас спою, — хмуро пообещала я и полезла за штанами.
Штаны — сухие, чистенькие и даже отглаженные — лежали на моей постели. Натянув их, я подумала, что здешнего домового надо бы поблагодарить. Если, конечно, сегодня Генри ходит без косичек.
Алхимички собрали жидкость в мензурку и плотно закрыли крышкой. Разговаривали они мало и непонятно, в основном употребляя термины. Моего уровня познаний в алхимии едва хватало, чтобы определить основной ход мысли, на подробности же, каковые, вестимо, для практики куда важнее, меня уже не хватало. Отчетливо ощутив себя лишней, я материализовала расческу и вышла из избы.
Видно, солнце шпарило еще с утра: крыльцо под босыми пятками оказалось почти горячим. Навстречу мне с лаем бросился рыжий пес. Я потрепала его по висячим ушам, села на верхнюю ступеньку и начала расчесывать волосы. Собак вертелся кругом, любопытно тычась в меня холодным носом; несмотря на все помехи, я все же заплела косу и отправила расческу обратно в семнадцатое измерение.
Вампиров нигде не было видно; солнце стояло над лесом почти в верхней точке, и я, вспомнив про полуденных духов, слегка заволновалась. Впрочем, места здесь были такие тихие и спокойные, что страх прошел сам собой. Если здесь и живут фэйри, то с ними всегда можно мирно договориться.
Я с чувством пошевелила пальцами на ногах, вспомнила вчерашнюю историю про музыкального Генри и весело фыркнула, щурясь на солнце. День был такой хороший-хороший; умей я плавать, я бы сбегала сейчас на озеро, но в нескольких шагах от берега там начиналась приличная глубина, а я сомневалась, что Генри услышит из леса мой сдавленный подводный бульк. Да и вообще, сидеть здесь, на теплом крыльце, смотреть на небо и на лес, наслаждаясь теплом поистине летнего дня, было ничуть не хуже.
Пес устал бегать и плюхнулся рядом со мной, вывалив розовый язык. Я лениво погладила животное, и оно согласно застучало по земле хвостом.
В Академии так не посидишь…
В Академии!..
Я едва не подпрыгнула, вдруг и во всех подробностях вспомнив сегодняшний сон. Нет, можно, конечно, списать его на возбужденное сознание, тоску по альма-матер и по кабинету Буковца, в котором мне было читано столько моралей, — но что-то подсказывало, что эльфийские психологи могут тихо курить в сторонке. Слишком уж оно… настоящее, что ли? — да и вообще, чего такого, если ученице Академии снятся вещие сны?
Но если принять этот сон за вещий…
Я закрыла глаза и вдумчиво представила, что с нами сделают по прилете. Если здешние места и впрямь считаются опасными — хотела бы я, кстати, знать, какой олух их таковыми счел! — то пребывание в них, пускай и не по нашей вине, явно перевесит и мгымбра, и лягушек, и даже олимпиаду по некромантии. Ладно Рихтер, ему еще я, может, объясню, что все вышло случайно, а вот Буковец, как тот берсерк, из боевого состояния выводится только пятью ударами топора по голове. Плохо будет всем, а мне, как рецидивистке, в первую очередь.