Жребий брошен
Шрифт:
— Тяни!
И опять к тому времени, пока он добрался до песка, новгородец успел подтянуть сюда же добытое добро. Опять разочарованно вздохнул:
— Не то, друже. Струмент это плотницкий. Ладью подлатать, коли беда какая случится… — Любовод откинул крышку, опрокинул сундук, выливая воду, и на землю вывалились стамески, киянки, молоток, гвозди, желтые с белыми пятнами комья смолы, рубанок, долото, полотна для пилы. — Подсушить надобно. Глядишь, и сгодится еще. Опять же, рукояти мастера и так вымачивать изредка советуют. А железо, оно быстро не гниет.
— Ладно, попробую еще…
Ведун опять
— Теперь понятно, отчего ныряльщики за жемчугом дольше тридцати не живут.
Середин резко вдохнул, опять ушел в глубину. Заплыл в каморку и, не мудрствуя лукаво, принялся выбрасывать все подряд за дверь: чего теперь беречь-то? Воздух быстро кончился. Ведун вынырнул, отдышался, снова ушел вниз, опять наверх. Сундук удалось нащупать только после шестого погружения. С огромным облегчением Олег зацепил рукоять на его крышке веревкой, завязал, выскочил наверх и махнул рукой:
— Тяни!
На этот раз Любовод успел вытянуть добычу куда раньше, нежели его сотоварищ добрался до суши, с нежностью погладил крышку:
— Он самый, хороший мой. Казна купеческая…
Новгородец поковырял замок, откинул крышку, громко выругался и опрокинул свое сокровище рядом с плотницким инструментом. На песок хлынул сизый чернильный поток. Видать, и письменные припасы у хозяина вытекли, и драгоценные грамоты-списки растеклись. Поползшие к воде свитки и пергаменты Любовод и не пытался остановить — понял, что спасать уже нечего. Он перегнулся через верх сундука, пошарил рукой в оставшемся на месте содержимом, извлек продолговатый зеленый камень:
— Вот он, нашелся! — Купец отбежал к реке, тщательно прополоскал каменный осколок, сунул его за пазуху: — Теперича не пропадет! — Любовод оглянулся на Олега, лежащего без сил на траве, окликнул: — Слыхал, друже? Нашел я подарок русалочий.
— Меня сегодня больше не кантовать, — прошептал Середин. — Почему, когда по два-три часа купаешься, то совсем не устаешь? А за час работы в той же воде трупом себя чувствовать начинаешь?
— Устал, друже? — подошел ближе купец.
— Не так громко… У меня голова, как колокол. Каждое слово раз десять по черепушке из стороны в сторону отскакивает.
— Нашел я камень русалочий, — шепотом повторил Любовод. — И зеркало чудное, что для любой своей отложил. Ох, драгоценное же сокровище! На вес золота цену спросить — так и то продешевишь.
Олег промолчал.
— Зеркала, они же на меди сделаны, — ласково напомнил купец и нервно подергал себя за бородку. — Че меди в воде речной за десяток дней сдеется? Опять же, каждое в тряпицу завернуто. Стало быть, не поцарапается, не попортится по-глупому. А, колдун?
Середин продолжал молчать, уронив голову на ладони. Любовод недовольно хмыкнул, почесал в затылке, вкрадчиво продолжил:
— Я
— А сам ты туда сплавать не хочешь? — Олег перевернулся и сел, опершись на руки.
— Я бы сплавал, друже, да неопытен в сем искусстве. Сам ведаешь, берегли меня от воды. Коли с матерью надобно встретиться, то она выручает, а самому плавать боязно. Не умею.
Середин опять не ответил. Но на этот раз совсем по другой причине. Взгляд его упал на сохнущие инструменты, на бронзовые гвозди непривычного квадратного сечения и молоток. И в памяти шелохнулся один из заговоров, которые Ворон почему-то называл «новомодными». Хотя теперь понятно было, почему. Что его учителю какие-то триста-четыреста лет? Ветер…
— Я же не о себе одном забочусь! — вдруг возмутился Любовод. — Забыл, друже, что компаньон ты мой, сотоварищ? И товар весь этот на наше общее серебро поменян! Всего не спасешь, так хоть зеркала увезти надобно. Ну же, колдун, ты чего? Нечто серебро свое вернуть не хочешь?
— А? — оглянулся на него ведун, отмахнулся: — Нет, сегодня не полезу. Все, устал. И голова от гипервентиляции гудит.
— Нечто я тебя гоню? — с видимым облегчением хмыкнул новгородец. — Отдыхай друже, Будута сей миг еще грибов принесет. Запечем на углях. Жалко, соль из мешочка всю вымыло, и перец тоже. Ну, да потом насолимся. Че нам ныне дни считать? Одним боле, одним мене — уже ничто не поменяешь. Как зеркала добудем, так и тронемся. За них сам-пять, сам-десять прибыток все едино выйдет. По миру с сидором тощим не пойдем. Ладьи, само собой, жалко, да товар в трюмах все едино дороже. Толику малую спасти, и то ладно. Суденышек с таким прибытком пару новых купим, и на хлеб с маслом останется. Как мыслишь, колдун? Удачу еще раз в деле торговом попытаешь?
— Ты сперва с этим управься, — не выдержал Середин. — Зеркала медные, тяжелые. В трюме их штук тридцать, коли не более. Как потащим?
— Че тащить? На плот кинем, река сама довезет.
— А до плота их как доставить?
— А я уже придумал, — похвастался купец. — В сундуки сунем. Рухлядь гнилую повыкидываем, а зеркала положим. Коли только до половины загрузить, не хуже лодки сундуки поплывут, токмо поспевай за ними, да подправляй, чтобы на берег не выкинуло.
— Проще два бревна кинуть, связать, да самим сверху сесть и сундуки поставить.
— И то верно, — всплеснул руками Любовод. — Веревок-то у нас ныне в достатке! Так отчего и не связать? Ох, умен ты, колдун, ох, хитер…
Олег думал, что труднее всего будет снять под водой в одиночку тяжеленную крышку трюма, закрытую вдобавок промасленной парусиной. Но все оказалось донельзя просто. Стоило ведуну, поднырнув к судну, срезать две веревки на углах — как крышка вдруг сама прыгнула вверх, из-под нее вырвался гигантский воздушный пузырь, который не просто освободил лаз в грузовое нутро ладьи, но еще и выкинул наружу огромное количество ковров, мехов, обуви, одежды, что было награблено в трех ка-имских городах. Трюм опустел почти полностью, и найти в нем ровные прямоугольники завернутых в полотно зеркал труда уже не составило.