Жребий Судьбы
Шрифт:
— Зачем он вообще полетел с нами? — настойчиво спрашивала девушка, бросая неприязненный взгляд на Вадима. Тот почувствовал затылком, что говорят о нём, обернулся и далее сидел уже неподвижно.
— Может, хочет оправдаться. — ответил Рип.
Зачем он отвечает ей? — подумал Лён. Ответы Рипа, весьма умеренные, лишь разжигали ненависть Леночки, побуждая её высказывать аргументы, которые в данном случае уместнее было бы слышать от Рипа.
— Ему нет оправдания. — жёстко отрубила она, и голос её разнёсся по салону достаточно далеко, так что Вадим услышал. Затылок его чуть дрогнул, и весь он незаметно напрягся, но не обернулся.
— В существовании каждого человека есть смысл. —
Так сказал тот, под чьей личиной скрывался демон, и его слова были двусмысленны, но тайное значение их было ясно только Лёну. На Леночку же эта краткая отповедь Рипа подействовала, как удар хлыста — так незначительными замечаниями этот хитрец подзадорил девушку на вспышку. Она вскочила с места и рванулась к Вадиму.
— Скажи, Вадим, как тебя там по батюшке, — резко сказала она, встав прямо перед ним и яростно глядя ему в глаза. — что ты чувствовал, когда резал детей?
Вадим остался сидеть неподвижно. Он не опустил головы, не пошевелился и не сказал ни слова. Зато оранг обернулся на своём сидении, где сидел, привязанный ремнями, и ехидно заулыбался, скаля свои жёлтые клыки. А Леночка машинально пошарила по боку, ища свой автомат. Но именно в тот момент автомата с ней не оказалось — она расслабилась в обстановке безопасности и оставила своё оружие. Не найдя его, она задохнулась от избытка ненависти.
— Запомни, тварь. — прерывающимся голосом сказала она, и щёки её горели. — Тебе никогда не будет прощения. Запомни: никогда!
Лён едва оторвался от этого зрелища и увидел, как Рип тихонько отсоединяет от автомата Леночки патронную коробку. Умел он всё-таки обращаться с автоматом!
Лён криво улыбнулся в ответ на предостерегающий взгляд Рипа — тот прятал патронник себе за пазуху. Лембистор опасается, что девочка прикончит его жертву! Он теперь стал куда осторожнее, уже не пытаясь сам воздействовать на Лёна, а подзуживая к этому Леночку.
Лён откинулся в своём кресле, не желая больше смотреть на Рипа и разговаривать с ним. Он не выскажет своего мнения по поводу Вадима, пока не убедится, что в этой истории он сделал всё, что только может. Он уйдёт только тогда, когда необходимость этого станет очевидной. Как бы ни заводил его противник, он не сдаст ему жертву, пока не почувствует своё полное право на то. А Вадим вызывал у него помимо омерзения ещё и странную жалость. Человек, который такой ценой покупает себе жизнь, не мерзавец, а просто слякоть. И, если бы не то, что обнаружилось на проклятом консервном заводе, Лён уже принял бы решение сдать Вадима Лембистору. Но, чем хуже он многих тех, кто делал эти проклятые консервы из человечины? Чем невиннее закатывать банки с человеческим мясом, нежели забивать людей на мясо?!
Все эти мысли вызывали тяжкую головную боль, и Лён закрыл глаза, не желая видеть вокруг себя ничего. Если бы он смог поспать!
— Лён, смотри, тут одеяло! — подольстился к нему Рип.
— Отвали. — сквозь зубы ответил Лён, не желая видеть его честную рожу.
***
Двенадцатичасовой перелёт заканчивался. Эскабара оказался опытным пилотом и прекрасно знал своё дело — он довел самолёт до Спейсбурга, даже не прибегая к помощи наземных радиолокационных служб. Никто во время полёта не радировал на борт и ничего не требовал — все авиадиспетчеры молчали, словно никто вообще не контролировал воздушное движение. Да и не было на радаре за всё время перелёта ни одного объекта искусственного происхождения. Похоже, авиация на планете более не существовала.
Возможно, в целом цивилизация прекратила
В окне вырисовывалась панорама города. Похоже, здесь тоже произошли разрушения, но не такие масштабные, как там, откуда прибыл самолёт. Машина уверенно шла к аэродрому, а с высоты было видно, что по улицам города не ходит транспорт. Нет людей и не заметно движения. На Западе наступало раннее утро, и были хорошо видны огни рекламы, уличных фонарей, свет в окнах.
— Похоже, тут всё не так скверно. — заметил Лён.
— А, может, это только здесь. — возразил Рип. — Других-то мест мы не видели.
— Все в резервациях. — сказал со своего места оранг.
Он сидел в своём кресле и с довольным видом улыбался. Оранг был по-прежнему в своей генеральской фуражке и своих глянцевых сапогах.
— Если меня сейчас не выведут, я обоссусь. — предупредил он.
Аэродром в Спейсбурге был точно так же пуст. Отряд вышел из самолёта и стал озираться в поисках машины, но всё окрестное пространство было занято только самолётами. Часть из них представляли собой горелые обломки, у остальных были выбиты иллюминаторы. Бессмысленный вандализм орангов был следствием неспособности использовать человеческую технику. В здании аэропорта расточительно горел свет, наверно, уже много дней светили эти лампы за разбитыми стёклами — оранги не берегли электроэнергию.
Экспедиционная группа, прихватив автоматы, пошла прочь с аэродрома. Необходимо было отыскать какую-нибудь машину и заправиться бензином, чтобы добраться до той тайной лаборатории, в которой рыжий пленник по его уверениям работал некогда учёным.
На улицах было совершенно безлюдно, только развелось множество ворон — они безбоязненно прыгали по улицам и заходили в открытые двери домов и магазинов. Пылающие неоном вывески зазывали посетителей в кафе, в бары, в кинотеатры, рестораны, приглашали заняться боулингом, поиграть в бильярд, подёргать удачу за рукоятку. Нарядные манекены улыбались из-за витрин, везде пестрела реклама фифти-колы. И всё это при полном молчании.
Пройдя достаточно по этому мёртвому и загадочному городу, люди обнаружили вполне сохранившийся микроавтобус и сумели нацедить из остальных машин бензина. Заправившись топливом, группа взяла курс на северо-запад — туда, где по словам оранга, скрывалась в горах Роганды подземная лаборатория дока Саранторы, современного франкейнштейна.
Поросшие травой песчаные кочки по одну сторону машины — до горизонта, который окаймлялся низкой цепью гор, и каменистые склоны по другую сторону длинной дороги, выходящей из горизонта и уходящей в горизонт. Одинокая машина движется по прямой ленте шоссе, как букашка по длинной и узкой травинке. Солнце жарит с высоты, и только осоловевшие от зноя канюки сидят по веткам высохших деревьев — больше ничего живого.
В салоне микроавтобуса жарко — кондиционер не работает, и слишком воняет от оранга. Тот вспотел в своей рыжей шкуре, от его сапог тащило псиной, но он не уставал жрать чипсы и запивать их старым пивом, добытым в городе. Время от времени он издавал рыгающий звук, тогда все морщились от вони из его пасти. Но портить воздух ему не разрешили: Эскабара пригрозил, что лично отстрелит этой обезьяне задницу, если тот вздумает издавать звуки кормовой частью. Наглое животное чувствовало себя в компании людей совсем не как пленник, а скорее, как гость.