Жрец смерти
Шрифт:
Хотя стоп! Интрига могла иметь место, и ее жертвой является… Аркадий Аркадьевич. Его дочка связалась с сыном главного конкурента, значит, решила предать отца.
Не может быть! Или может? Ничего себе поворот судьбы: когда-то Зина ради отца отправилась в колонию, а теперь спит с сыном человека, который попытался убить профессора.
И вдруг все стало на свои места.
Покушение на профессора почти увенчалось успехом. Аркадий Аркадьевич вел речь о том, что его предал кто-то из своих. И подозрение пало на меня. Но раз не я, то кто еще из близких? А если его предала родная дочка? Ну да, выходило, что Зина сдала
И это еще не все. Камера и «жучок» в моей квартире. Если бы их установили люди профессора, то они действовали бы профессионально и спрятали то и другое так, что я бы не нашла. Значит, поработал дилетант. А Зина вдруг напросилась ко мне домой… Или подруга по колонии действительно хотела поплакаться мне в жилетку и вспомнить былые времена?
Эх, Зина, Зина! Ты предала и отца, и меня!
Она, вероятно, сделала так, чтобы информация, зафиксированная камерой и микрофоном, оказалась в руках профессора. А тот отдал приказ убить меня.
Стоп! Но что именно заставило Аркадия Аркадьевича считать, что я предательница? Да, я предала его, но ведь не мог же он читать мои мысли. А вслух я о своих планах никогда не говорила и уж тем более никаких документов, подтверждающих мои намерения, в природе не существовало. Но как же тогда…
И тут меня бросило сначала в жар, а потом в холод. Потому что сделала ужасное открытие. Если моему боссу стало известно, что я, получив последний заказ, нервничаю, куря одну за другой сигареты и слоняясь по квартире, то это не произвело бы на него никакого впечатления. А вот если бы он увидел, как ко мне наведалась жена его врага Борисенко и предлагала мне деньги, упрашивая перейти на их сторону, это бы превратило меня в глазах профессора в предательницу. В особенности если продемонстрировать не всю запись, а наиболее двусмысленные фрагменты. Тогда бы Аркадий Аркадьевич точно послал ко мне своих людей с приказом убить. Что, собственно, и произошло.
А сие могло означать только одно: в историю замешана не только моя подруга Зина, но и моя подруга Тоня. Две подруги, которые предали меня. И были готовы обречь меня на смерть ради достижения своих целей.
Цель Зины понятна. Ей нужна свобода и секс. А также много, очень много денег. Павел Борисенко ее, возможно, любит. Хотя, скорее всего, использует в своих интересах. То есть не исключено, что Зина и сама жертва, только пока не подозревает об этом. Но мне ее жаль не было.
А вот Тоня… Что же, как и в случае с Зиной, она тоже желает заполучить побольше денег и урвать кусок пожирнее. Не она сама, так ее муж, господин Борисенко, враг Аркадия Аркадьевича, Потому Тоня сказала мне, что беременна, что вряд ли соответствует действительности.
Кстати, а откуда она узнала, что именно мне надо говорить? Что я однажды отказалась убивать беременную женщину? Ей об этом сообщил явно не Аркадий Аркадьевич. Возможно – кто-то из его окружения, работающий на супруга Тони. Или… Зина.
Да, выходит, Зина в курсе того, кем я являюсь на самом деле, несмотря на то, что я ей ничего не говорила. И несмотря на то, что Аркадий Аркадьевич сам скрывал наши с ним дела от дочери.
Но Зина неглупа, далеко не глупа. Она каким-то образом докопалась до правды. И решила воспользоваться подвернувшейся возможностью. Похоже, я зря защищала ее тогда, в колонии, от Сероводородной Бомбы.
И зря помогала Тоне избавиться
Мне сделалось невыносимо горько. Хотя, пожалуй, неверное слово – не горько, а тошно. Неужели в мире нет человека, кому я могла бы доверять? Похоже, и правда нет. Кроме разве что себя самой.
Меня загнали в ловушку. Или, по крайней мере, кое-кто уверен, что это произошло. Ведь теперь на меня охотятся не только люди Аркадия Аркадьевича, но и люди Борисенко. Зина и Тоня тоже против меня…
Но сдаваться я не собиралась. Не на ту напали! Потому что если кто и виноват в случившемся, то опять же только один-единственный человек: я сама.
Потому что я хотела обмануться. Потому что я позволила себя обмануть. Потому что я была наивной и глупой.
То время бесповоротно закончилось. Ибо теперь я знаю, что мне надо делать.
У меня имелась масса влиятельных и богатых врагов. Аркадий Аркадьевич. Зина. Анатолий Павлович Борисенко. Его сын Павел. Тоня. Все они – против меня. Но это вовсе не означает, что все они – заодно.
Кое-кто из них действует вместе. Например Борисенко, старший и младший, и Зина. Зина и Тоня. Аркадий Аркадьевич и его головорезы. Но все они ненавидят друг друга – до икоты, до боли в суставах, до почечных колик. У них много денег, но им хочется еще. И еще. И еще. У них есть власть. Но им хочется еще. И еще. И еще. Вот их уязвимое место! Сейчас мне стало ясно: если умрет Аркадий Аркадьевич, то Зина станет наследницей огромного состояния. И это мало что изменит в раскладе сил. Если умрет Борисенко-старший или младший, миллиарды перейдут к Тоне. Даже если один из кланов полностью вымрет, то останется другой, которой возьмет в свои руки бразды правления чужой империей. И станет вдвойне богаче, опаснее и влиятельнее. И это значило…
И это значило, что умереть должны все. Аркадий Аркадьевич. Зина. Господин Борисенко. Его сын. Тоня.
Мысль была страшной, но удивительно простой. Ведь ждать и надеяться на то, что они умрут сами по себе, глупо. Значит, требуется помочь им перейти в мир иной. То есть самой убить их всех.
Или…
А кто сказал, что я должна марать свои руки их кровью? Все же я одна, а у них в услужении целые армии, состоящие из бывших сотрудников спецслужб и наемных убийц. Мне ли тягаться с ними? Я смогу убить одного, двух, может быть, трех. Но рано или поздно враги возьмут меня силой. А дальше…
Смерти я не боялась. Однако не хотела умирать. Во всяком случае, сейчас. Во всяком случае, от рук этих негодяев. И не потому, что мне хотелось жить и, живя, наслаждаться жизнью. Я не могла допустить, чтобы они восторжествовали. Чтобы я проиграла. Чтобы они жили, а я умерла.
Было бы слишком просто. И подобную услугу я им оказывать не была намерена.
Они исходят из того, что я скрылась. Бежала. Трясусь от страха. Как бы не так! Я перейду в наступление. Начинается новая игра, в которой правила буду диктовать я.