Жрица моря

Форчун Дион

Когда я прибыл в офис своего отца, Скотти уже приобрел неплохое положение и выработал себе очень необычный вид старого клерка, проработавшего в фирме с незапамятных времен. После моего прибытия он называл моего отца только мистером Эдвардом, так, как будто у него было солидное местечко в деле у собственного отца.

Но даже сейчас, когда он сидит на моей кровати, он никогда не обращается ко мне иначе как «мистер Уилфрид». Мы с ним практически одного возраста, но Скотти тогда уже был вполне сформировавшимся бизнесменом, в то время как я был всего лишь неопытным и неуклюжим юнцом.

С первого же раза я полюбил старину Скотти, но мой отец решительно пресек любые попытки наших дружеских отношений,

памятуя о его происхождении. Тем не менее, когда смерть отца вовлекла все окружающее в пучину отчаяния, именно Скотти привел все в порядок. Наш старый главный клерк просто рыдал. И нам со Скотти, какими бы юнцами мы ни казались, пришлось его просто успокаивать. Каждый думал, что это он провел мой челн сквозь бурю, поэтому и рассказывал об этом повсюду, когда все было уже позади; но на самом деле это была заслуга исключительно Скотти.

Когда у меня началась астма, я вскоре понял, что это не повысит мои шансы в бизнесе. Теперь на меня вряд ли можно было положиться в плане повседневной работы. Даже в мои лучшие времена я не был идеальным аукционером. Быть хорошим аукционером — это дар Господен. Кроме того, я был несколько близорук и, очевидно, по этой причине разгневанные особи женского пола часто обвиняли меня в фаворитизме, поскольку не понимали, что я мог просто не разглядеть их ставки; другим неудобством была возможность свалить на кого-нибудь предмет, явно не представлявший для него интереса. Когда-то я продал целых пять лотов одному несчастному с сильнейшим насморком, прежде чем понял, что он не торговался, а просто пытался бороться с чиханием. Моей специальностью была оценка. Я мог оценить что угодно, кроме картин.

Когда доктор увидел, в какой я форме, он посоветовал мне взять себе партнера. Я попросил его ненавязчиво намекнуть моей семье, что дело требует привлечения еще одного партнера. Так он и поступил, и все было улажено. У моих домашних все еще сохранялся какой-то страх в отношении меня. Но с чем они не согласились — так это с тем, что партнером я избрал Скотти. Они надеялись, что мы возьмем кого-нибудь из чинов нашего графства, который желал бы поправить свое пошатнувшееся положение.

Так что, как я и предполагал, они подняли жуткий вой. Я признаю: да, Скотти ужасно зауряден; да, его вкусы в одежде просто прискорбны; да, его выговор непонятен; но он честен, прямолинеен, добр и очень энергичный работник, поэтому я настоял на его кандидатуре.

Не могу сказать, что я довел дело до ручки, так как наши клиенты в любом случае не вызывают агента на дом. Они и не делали этого, так что у меня лично никаких иллюзий на эту тему не было, даже если они и были у моей сестры. Одно дело, когда вызываешь людей как следует поработать; совсем другое — когда их приглашают просто разделить с тобой компанию. Не было никого, кроме Скотти, кто бы пришел сразу после очередного приступа астмы и присел рядом — а это неплохая проверка человека. Обычно он сидит молча, как квочка, умудряясь быть при этом удивительно общительным и дружелюбным. Поэтому я взял его в партнеры и, думаю, это была моя лучшая сделка. Для моей семьи свойственна одна странная особенность: они будут противиться чему-нибудь, помогая себе буквально зубами и когтями, даже если им нечего предложить взамен.

Скотти женился вскоре после того, как стал партнером. Думаю, что это должно отражаться на дружбе, даже если жена друга тебе нравится; тем более, что его жена мне не нравилась. Она была по-своему неплохой. Моя сестра считала ее весьма достойной девушкой. Она была дочерью местного предпринимателя. Считается, что аукционеры выше предпринимателей; я вообще не знаю, с кем предприниматели могут считать себя на одном уровне. Поэтому я предполагал, что такой брак даст сестре основания говорить о дальнейшем упадке бизнеса, но этого не случилось. Не правда

ли, странно: меня не волновала заурядность Скотти, но вот его жену переносить я не мог; ее обыденность не волновала мою сестру, но все равно сестра не могла стерпеть этого. Женитьба Скотти оставила брешь в наших отношениях, правда, эта брешь была в таком месте, которое никогда не было слишком оживленным. Он был не Бог весть какой компаньон, но друг из него был неплохой.

После того как Скотти вошел в дело на правах партнера, я перестал заниматься рутинными делами, полностью переключившись на оценку. Эта часть бизнеса мне нравилась. Мне приходилось разъезжать по округе, встречаться с интересными людьми, особенно когда предстояло судебное разбирательство — я часто был необходим как эксперт-свидетель, — а это изрядная потеха, если у вас есть чувство юмора. То один, то другой судебный исполнитель вызывал меня для дачи показаний, и человек, для которого я был истиной в последней инстанции во время одного процесса, пытался смешать меня с грязью на другом. По завершении всего этого я потом ужинал с ними со всеми в «Георге» и владелец собственности, мой приятель, пытался все уладить. Не со «рой, конечно, поскольку я в любом случае знал, что у него есть, — ведь это я подбирал ему покупку на аукционе, а там попадались чертовски интересные варианты — но в общем он все улаживал, между нами говоря.

Так что все это было очень хорошо и очень мне нравилось; но судебные исполнители существовали сегодня, — завтра же их могло уже не быть, так что, хотя я их ужасно любил, пока общался с ними, ни с одним отношения не переросли в дружбу.

И все же в конце концов я кое-как начал вести оседлую жизнь вместе с Салли, книгами и радиоприемником; все говорили, что я стал жутко нелюдимым, хотя, видит Бог, я не был бы таким, если бы находился в приятном мне обществе. Боюсь, что именно по этим причинам я так часто страдал от астмы.

Я читал запоем самые разные книги. Я прочел очень много всяких теософских изданий, чего бы не сделал, живи я до сих пор в нашем доме, хотя комфорт здесь и ни при чем. Кое-что из прочитанного мне понравилось, кое-что — нет. Мне понравилась идея перевоплощения душ — это было лучшее из того, что я узнал; мысль о реинкарнации мне очень помогла. Моя теперешняя жизнь, похоже, выдыхалась, так что я поставил на следующую. И я думал о своих прошлых жизнях, когда мне было нечего делать.

После астматического приступа мне всегда было необходимо полежать денек-другой; бывает, что книги наскучат, а я никого не приглашал к себе в гости даже в лучшие времена, тем более сейчас, когда они были далеко не лучшими. Даже если бы кто-нибудь и пришел, я бы, наверное, не стал с ним разговаривать. Так что я лежал и думал, и удивлялся, и радовал себя попытками восстановить свои прошлые жизни.

Странно, что я, неспособный придумать фабулу рассказа во имя спасения собственной жизни, даже несмотря на мою любовь к наблюдению за людьми, тем не менее мог сочинить подробные и фантастические истории моих прошлых воплощений. Более того, поразмышляв над ними в течение дня, как это обычно случалось во время выздоровления после приступов астмы, я начинал мечтать о них, причем особенно ярко мне мечталось, когда приходилось принимать лекарства, содержащие наркотики. Я лежал в полудреме и вряд ли бы пошевелился, даже если бы весь дом был объят огнем. В этом состоянии, казалось, умом овладевала такая проницательность мысли, которая в других состояниях была просто невозможной. Обычно я просто скользил взглядом по поверхности и видел не далее поверхности кирпичной стены, и чувства мои были темны и неведомы даже для меня; я чувствовал противоречие между тем, кем я был на самом деле и воображаемым мной. Но, лежа вот так, под действием этих препаратов, я не испытывал никаких разочарований.