Жубиаба
Шрифт:
— Она ведь тебе нравилась, Балдо? Оговорила я тебя… ревновала к хозяевам. Я у них двадцать лет прожила. Я ее вырастила. Она другой судьбы заслуживала… Добрая моя девочка…
Антонио Балдуино протягивает к ним руки и говорит глухим голосом:
— Она умерла невинной… Я клянусь… Ею никто не обладал… Она продавала себя, но не отдалась никому… Только мне, люди… Когда я обнимал женщину, я думал только о ней… Я требую: пусть ее хоронят в белом гробу…
Да, все ее покупали, но обладал Линдиналвой только он, негр Антонио Балдуино. Он никогда не спал с Линдиналвой, но любил он только ее, воплощенную в юном теле Марии дос Рейс, в танцующих бедрах Розенды. Только он владел Линдиналвой, воплощенной в теле всех женщин, принадлежавших ему. В чудесной любви черного Антонио Балдуино к бледной
Сына Линдиналвы надо было кормить, и Антонио Балдуино стал докером — нанялся на место Кларимундо, раздавленного подъемным краном. Кончилась свободная жизнь. Теперь Антонио Балдуино раб времени, надсмотрщиков, подъемных кранов, судов. Но если бы не сын Линдиналвы, негру остался бы только один путь. Путь в море.
Черные тени подъемных кранов падают на море. Зеленые маслянистые волны зовут Антонио Балдуино. Подъемные краны порабощают людей, убивают их. Краны — враги черных, союзники богачей. Море — это свобода. Бросишься в волны, и даже будет еще время расхохотаться на прощание. Но Линдиналва погладила его курчавые волосы и попросила вырастить ее сына.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ЗАБАСТОВКИ
Всю ночь Антонио Балдуино разгружал шведский корабль, доставивший материалы для строительства железной дороги, а потом, тоже ночами, должен был грузить на него какао. Антонио Балдуино тащил тяжелую связку стальных деталей, к нему подошел тощий мулат Северино и сказал:
— Сегодня трамвайщики начнут забастовку…
Забастовки ждали давно. Не раз рабочие и служащие компании, ведавшей освещением, телефонами и трамваями, собирались все, как один, потребовать прибавки к зарплате. Как-то они даже объявили забастовку, но хозяева обманули — наобещали золотые горы и ничего не дали. Теперь целую неделю город ждал, что перестанут ходить трамваи, что замолчит телефон. Но забастовку откладывали. Поэтому Антонио Балдуино не принял всерьез предупреждение Северино. Однако какой-то высокий негр предложил:
— Нам бы тоже примкнуть, поддержать их…
Подъемные краны опускали на набережную огромные связки рельсов. Негры, таскавшие груз па спине в гору, были похожи на горбатых чудовищ, и все же они ухитрялись разговаривать. Надсмотрщик подавал команду свистком. Какой-то белый грузчик отер пот со лба, отряхнул руку:
— Интересно — добьются они чего-нибудь?
Докеры бегом возвращались за новыми связками деталей. Взваливая их на плечи, Северино шепнул:
— У них профсоюз богатый. Могут выстоять…
Северино бегом потащил груз в гору. Антонио Балдуино взялся за свою связку:
— Каждый месяц в профсоюз идут деньги. Как не выстоять…
Свисток надсмотрщика приказывает ночной смене кончать. Тотчас приступает к работе дневная смена. Материалы для строительства железной дороги непрерывным потоком текут на склад. Подъемные краны скрежещут и лязгают.
Грузчики группами выходят из ворот порта. Вдруг Антонио Балдуино вспомнил: вот здесь, на этом месте, арестовали докера, который говорил речь. Антонио Балдуино был тогда беспризорником. Нет, он ничего не забыл. Он и другие мальчишки орали что было мочи. Тогда он орал, потому что орать — весело. Орать, ругать полицейских, бросать в солдат камни. И теперь он тоже будет кричать, как в те далекие времена, когда он свободно разгуливал по улицам, когда подъемные краны еще не грозили размозжить ему голову.
Антонио Балдуино идет по улице. На площади Террейро он покупает миску маисовой каши. Разносчицы-негритянки говорят о забастовке. Он уходит, напевая песню про Лампеана [45] .
Где бы денег раздобыть,Кто-то кричит:
— Эй, Балдо!
Негр помахал рукой, продолжает петь:
А девчонка Лампеана днем и ночью слезы льет. Сшейте платье ей из дыма, а не то она умрет.45
Лампеан Виргулино — известный бандит, державший в страхе весь северо-восток Бразилии.
Негромко, сквозь зубы, Антонио Балдуино цедит припев:
Ламп, Ламп, Ламп, Ламп, Ламп, Лампеан…Трамваи стали. Кажется, будто в городе не забастовка, а праздник. Необычное движение на улицах. Группы людей проходят, оживленно разговаривая. Молодые приказчики смеются — ну и рожа будет у хозяина, за опоздание-то теперь не взыщешь… Девушка торопливо переходит дорогу, — боится чего-то… На улицах полно вожатых, рабочих из мастерских, из трамвайных парков. Они горячо о чем-то спорят. Антонио Балдуино завидует. Они заняты делом, Антонио Балдуино тоже любит такие дела. Как бы ему хотелось быть с ними. А то — нечего делать негру этим солнечным утром. Группы трамвайщиков спешат в профсоюз — он совсем близко, через улицу. Балдуино шагает один по обезлюдевшей улице. Из профсоюза слышен шум голосов. Кажется, кто-то говорит речь. Антонио Балдуино тоже состоит в профсоюзе портовых грузчиков. С ним даже говорили, хотели провести в правление. Они ведь знают, что он храбрый. Вдруг негру преграждает путь какой-то белобрысый тип — пьян с утра, жует потухшую сигарету.
— Ты тоже бастовать, негр? Вот что принцесса Изабелла натворила [46] . Разве негр — человек? А теперь?! Негры, видите ли, бастуют. Трамваи стали. Эх, кнутом бы вас… Черные должны быть рабами… Иди, негр… бастуй… раз уж эти ослы вас освободили… Проваливай, сукин сын, не то плюну тебе в поганую рожу…
Белобрысый плюет на землю. Он пьян. Антонио Балдуино отталкивает его. Белобрысый растягивается на цементном тротуаре. Негр вытирает руки, задумывается. Почему этот тип ругает негров? Забастовку подняли вожатые, рабочие из трамвайного парка, монтеры, служащие с телефонной станции. Среди них много испанцев, есть белые посветлее этого типа. Неважно… все бедняки теперь все равно что черные. Так говорит Жубиаба.
46
Принцесса Изабелла (1846-1921) — дочь императора Бразилии Педро II. Во время своего регентства в 1888 г. подписала закон об отмене рабства.
Со стороны Террейро доносится шум. Там беспорядки. Рабочие пекарен примкнули к забастовке. Разносчики хлеба вывернули корзины прямо на мостовую. Сбежались голодные беспризорники. Даже служанки из богатых домов не прочь поживиться даровыми булками.
Его нашли в комнатушке Амелии. Стоя на четвереньках, он играл с Густавиньо.
— Я оборотень. Человек-волк…
Антонио Балдуино одним прыжком встает на ноги. Северино кладет ему на плечо руку:
— Ты нам нужен, Антонио…
— В чем дело? — Негр предвкушает драку.
— Сейчас собирается наш профсоюз…
Негр Энрике вытирает со лба пот.
— С трудом тебя отыскали…
Докеры удивленно смотрят на белого мальчика, сидящего на полу. Антонио Балдуино немного смущен. Он объясняет:
— Мой сын…
— Хотим примкнуть к забастовке… нужен твой голос.
Он оставляет Густавиньо с Толстяком и выходит на улицу. Антонио Балдуино смеется, ему весело — вот и у него своя забастовка. В помещении профсоюза стоит страшный шум. Все говорят разом, понять ничего нельзя. Члены правления садятся за стол, просят, чтобы стало потише. Какой-то светлокожий докер предупреждает негра: