Жуга. Осенний лис
Шрифт:
Вывеска была яркая и большая.
На серой каменной стене она сразу бросалась в глаза, заметно выделяясь из череды грубых жестяных бочонков, сапог, кренделей и колбас, коих множество висело над дверями прочих лавочек и мастерских. Чувствовалось, что хозяин не поскупился и нанял умелого рисовальщика: на жёлтом фоне в прихотливом обрамлении зелёных листьев полукружием изгибались красные готические буквы.
Надпись гласила:
IOGANN GOTLIB
FARMACIVS
В
И всё.
Что тут непонятного?
Господин Иоганн Кристиан Готлиб, главный аптекарь города, сидел в большом кожаном кресле и задумчиво смотрел в окно, уже битых полчаса наблюдая, как странного вида паренёк на той стороне улицы рассматривает его вывеску. То был высокий, нескладный малый лет двадцати, с копной взъерошенных рыжих волос, ничем особо не примечательный, правда, может быть, несколько мрачноватый для своего возраста. Впрочем, последнее легко было объяснить: на улице шёл дождь.
Даже не дождь, а холодный осенний ливень, вымывающий из городских стен последние остатки летнего тепла. Небо заволокло тучами от края и до края. Тяжёлые как свинец капли с тупым упорством долбили черепицу крыш, плясали мелкими брызгами, потоками низвергались в жерла водосточных труб, чтоб вырваться из жестяного плена далеко внизу и бежать, бежать вдоль по улицам холодными бурлящими ручьями…
Стояла осень, тот период между октябрём и ноябрём, когда уходящее лето ещё может на прощание подарить пару тёплых дней, но обманывать себя становится всё труднее, да и нет уже бодрящей утренней свежести, лишь висит в воздухе промозглая осенняя сырость да пахнет прелой листвой.
Осень – это такая пора, когда чешутся и болят старые раны, ноют суставы и выползает невесть откуда застарелый ревматизм, а уж о простуде и говорить нечего: каждый второй кашляет и чихает. В такие дни в аптеке у Готлиба обычно не бывало отбою от покупателей, но сегодняшний ливень отпугнул, кажется, всех. Редкие прохожие кутались в тяжёлые намокшие плащи и шли быстро, чуть ли не бегом, и лишь рыжий паренёк напротив аптеки был недвижим, стоял, о чём-то размышляя.
Часы на городской ратуше пробили половину шестого. Иоганн Готлиб покосился на камин, где догорали последние угольки, вздохнул и плотнее запахнул подбитую мехом накидку – его знобило. Аптекарю было пятьдесят восемь, а это не такой возраст, когда организм способен сам себя обогреть, да так, что можно даже стоять на улице под проливным дождём…
Да что он торчит там, у стены, словно привязанный?
Готлиб заёрзал, устраиваясь поудобнее в скрипучем кресле, и в этот момент незнакомец, словно услышав его мысли, вдруг перешёл улицу и направился к дверям аптеки.
Звякнул колокольчик.
Господин Готлиб встал, неторопливо спустился по лестнице и сам открыл дверь – прислуги у него не было, лишь приходила готовить и прибирать престарелая фрау Марта.
За дверью
– Добрый день.
Стоявший на пороге юноша был на полголовы выше старого аптекаря. Яркие голубые глаза смотрели цепко и внимательно. У правого виска белел узкий рваный шрам. Одежда его была мокра, с волос капало.
– Добрый день, – с лёгкой улыбкой согласился Иоганн Готлиб, хотя по всему было видно, что день сегодня выдался хуже некуда. – Чем могу служить, молодой человек?
Юноша остался серьёзным, лишь переступил неуверенно и снова покосился на вывеску.
– Мне сказали, – медленно выговаривая слова, произнёс он, – что здесь живёт господин Готлиб, городской знахарь. Это так?
Готлиб кивнул с медлительной важностью.
– Да, это я. Но я не знахарь, юноша, я служу фармации именем Господа и науки. Среди моих клиентов много городских вельмож и даже сам граф фон Оппенгейн… Мне показалось, ты долго раздумывал, прежде чем постучаться. Тебя смутила моя вывеска?
– Я плохо умею читать, – хмуро признался паренёк. – Да ещё эти рогатые буквы…
– Вот как? – Готлиб поднял бровь. – Думаю, в любом случае трудно пройти мимо такой яркой надписи.
Паренёк замялся смущённо.
– Видите ли… э-ээ… – Он замешкался, провёл рукой по мокрым волосам. Стряхнул с ладони холодные капли. – Как бы это сказать… В общем…
Аптекарь умоляюще воздел руки:
– Довольно. Довольно, юноша. Кажется, я совсем тебя запутал… У тебя, наверное, дело ко мне?
– Да, я…
– Пройдём в дом. Мои кости уже не те, что раньше, и не выносят такой сырости, да и ты слишком долго пробыл под дождём, чтобы нормально соображать.
– Спасибо, – сказал гость, перешагивая через порог. – По правде сказать, я люблю дождь.
– Неужели? – Иоганн Готлиб закрыл за ним дверь. – Ха-ха! Кто бы мог подумать… Многие говорят, что любят дождь, сидя при этом у зажжённого камина, но я впервые встречаю человека, который признался в этом, промокнув предварительно до нитки… Поднимайся.
Сейчас, когда между ними не было запотевшего стекла, господин Готлиб смог лучше рассмотреть своего нежданного гостя.
Теперь аптекарь понял, что первое впечатление его обмануло: юноша был не столь уж высок, как казалось, но странное сочетание худобы и угловатости создавало иллюзию большого роста. Резкие черты лица и шрам на виске слегка старили его; рыжие всклокоченные волосы и пух на подбородке, наоборот, делали моложе. Одежда и чересчур мягкое произношение выдавали в нём южанина, а лёгкая походка – уроженца гор. Э, да он хромает!
«Сколько же ему лет?» – неожиданно для самого себя задумался вдруг Готлиб и понял, что не может пока ответить на этот вопрос.
Он опустился в своё любимое кресло и указал рукой на стул:
– Присаживайся.
– Благодарю. – Гость подошёл к камину и протянул руки к огню. – Я тут постою.
Потухшие угольки вдруг замерцали трепетными язычками, бросая в комнату бледные отсветы. За окном постепенно темнело.
– Огонь ты тоже любишь? – спросил аптекарь.
– Огонь? – Парень пожал плечами. – Наверное… А что?