Жуков. Портрет на фоне эпохи

Отхмезури Лаша

Машина подъехала к Обнинску (105 км от Москвы), где должен был находиться КП Резервного фронта. «Проезжая Протву, я вспомнил свое детство. Всю местность в этом районе я знал хорошо, так как в юные годы исходил ее вдоль и поперек. В десяти километрах от Обнинска, где остановился штаб Резервного фронта, – моя родная деревня Стрелковка. Сейчас там остались мать, сестра и ее четверо детей. Как они? Что, если заехать? Нет, невозможно, время не позволяет. Что будет с ними, если туда придут фашисты? Как они поступят с моими близкими, если узнают, что они родные генерала армии Жукова? Наверняка расстреляют. При первой же возможности надо вывезти их ко мне, в Москву. Через две недели деревня Стрелковка, как и весь Угодско-Заводский район, была занята немецкими войсками» [469] .

469

Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 338–339.

На рассвете 8

октября Бучин заметил двух связистов, тянувших кабель. «Куда тянете, товарищи, связь?» – «Куда приказано, туда и тянем», – развязно и насмешливо ответил один из бойцов. Жуков вылез из машины, встал перед ними во весь рост, выпятил челюсть – признак гнева – и гаркнул: «Смирно!» Солдаты моментально подтянулись и ответили на вопрос. Через пять минут Жуков был на командном пункте. Там он встретил Мехлиса, который, по своему обыкновению, кому-то угрожал по телефону. Встреча получилась короткой и холодной.

« – Где Буденный?

 – Неизвестно. Боюсь, чего бы плохого не случилось с Семеном Михайловичем. А вы с какими задачами к нам? (Авторы соединили в одну реплику слова начальника штаба фронта Анисова и Мехлиса; Льву Захаровичу принадлежат только слова: „А вы с какими задачами к нам?“ – Пер.)

 – Приехал как член Ставки, по поручению Верховного Главнокомандующего, разобраться в сложившейся обстановке».

Должно быть, этот властный тон вызвал внутреннюю дрожь у Мехлиса, вспомнившего, как в 1937 году многие генералы валялись у него в ногах.

Мехлис почти ничего не знал о ситуации, так же как и начальник штаба фронта Анисов, присутствовавший при встрече. Жуков оставил их на месте и, сев в «Бьюик», продолжил поиски. Бучин следовал за ним на ГАЗ-61. Жуков решил осмотреть окрестности города Юхнова на реке Угре, занимавшего важное стратегическое положение на пути в Москву. Там должна была находиться 43-я армия из второго эшелона фронта. Дороги разбиты. При переезде через реку «Бьюик» заглох. Его вытащили с помощью ГАЗа. Георгий Константинович пересел в машину Бучина. «Жуков каким-то неведомым чутьем отыскивал очередной штаб, они были замаскированы от врага, а в данном случае и от своих. Чем дальше мы ехали по прифронтовой полосе, тем больше Георгий Константинович мрачнел. После переезда Нары машина охраны отстала, и наш доблестный ГАЗ-61 в одиночку рыскал по разбитым дорогам. В опустевшем Малоярославце, где, казалось, сбежали все, включая власти, у райисполкома увидели две шикарные машины. Жуков вышел, растолкал дрыхнувшего шофера и узнал, что машины маршала С.М. Буденного».

В своих «Воспоминаниях» Жуков описывает сердечную, но странную встречу. Буденный уже три дня не имел связи со своим штабом. Он явно не знал, что ему делать, в то время как подчиненные ему 200 000 бойцов и командиров погибали в котле. Он постоянно повторял, что немцы едва не взяли его в плен, что он совершенно не знает обстановку. Убедившись, что бывший командующий Конармией пребывает в полнейшей подавленности и растерянности, Жуков начал командовать Маршалом Советского Союза так, как любым из своих подчиненных: «Поезжай в штаб фронта, – сказал я Семену Михайловичу, – разберись в обстановке и доложи в Ставку о положении дел, а я поеду в район Юхнова. Доложи Верховному о нашей встрече и скажи, что я поехал в Калугу. Надо разобраться, что там происходит» [470] . Бучин в своих воспоминаниях описывает события совсем иначе: «Примерно через полчаса Георгий Константинович вышел, подтянутый, с каким-то пронзительным выражением в глазах. А за ним вывалился обмякший Буденный, знаменитые усы обвисли, физиономия отекшая. С заискивающим видом он пытался забежать впереди Жукова и что-то лепетал самым подхалимским тоном. Георгий Константинович, не обращая внимания, буквально прыгнул в машину. Тронулись. В зеркале заднего вида запечатлелся замерший Буденный с разинутым ртом, протянутой рукой, которую Жуков не пожал. Маршал! За ним толпились выкатившиеся из двери охранники полководца» [471] .

470

Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 340.

471

Бучин А. Указ. соч. С. 33.

Из Малоярославца Жуков отправился по шоссе на Рославль. Дорога вела на запад, в сторону врага. Пошел первый снежок, быстро превратившийся в дождь. В Медыни он не нашел ничего, кроме дымящихся развалин и несчастной старухи, сошедшей с ума от бомбежек. Он поехал дальше на Юхнов, но вдруг был остановлен заставой. Офицер-танкист в безукоризненной форме вежливо доложил ему, что дорога перерезана. Где-то впереди немец. Жуков прошел сотню метров и обнаружил в лесу штаб танковой бригады. Над картой стоял склонившись командир «невысокого роста, подтянутый танкист в синем комбинезоне, с очками на фуражке… Троицкий!». Жуков узнал бывшего начальника штаба 11-й танковой бригады, воевавшего под его началом на Халхин-Голе. Офицер проводил разведку. Юхнов в руках немцев. Ему известно, что под Калугой ведут ожесточенные бои остатки 43-й армии. Он был встревожен: «Стою здесь второй день и не получаю никаких указаний». Жуков приказал ему перекрыть в Медыни главную дорогу на Москву и доложить в Генеральный штаб о том, что сам он направляется в Калугу. По дороге Жуков узнал от различных частей, что наскоро формированные, зачастую по инициативе младших командиров,

группы образовали завесы и устроили узлы обороны. Здесь 400 десантников удерживали часть берега Угры. Там 4000 курсантов Подольских пехотного и артиллерийского училищ под командованием лейтенанта и капитана закрыли путь на Малоярославец. В ближайшие дни почти все они были убиты или ранены, но «помогли нашим войскам выиграть необходимое время для организации обороны на подступах к Москве, – напишет Жуков. – В районе Калуги меня разыскал офицер связи и вручил телефонограмму начальника Генерального штаба, в которой Верховный Главнокомандующий приказывал мне прибыть 10 октября в штаб Западного фронта» [472] .

472

Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 342.

Эти три дня блужданий напомнили Жукову сцены разгрома Франции в мае – июне 1940 года: командиры без войск, войска без командиров, мобильный противник, о котором нет точных сведений, нарушенная связь и люди, одни из которых обращаются в бегство, другие хотят сражаться. Полное уныние на фронте и, как мы увидим, в тылу. Той осенью казалось, что Советский Союз стоит на краю гибели. «В странствиях 6–8 октября, – пишет Бучин, – Жуков неожиданно появлялся в войсках, что немедленно вселяло уверенность как в толпах отходивших красноармейцев, так и в высших штабах. В последних Жукову предлагали закусить. […] Георгий Константинович холодно отказывался. Наверное, не хотел сидеть за столом с „бездельниками“, допустившими разгром и окружение немцами большей части войск Западного и Резервного фронтов. Да и относился он безразлично к тому, что ел. […] Соблазнять его обильным застольем, да еще с выпивкой было бесполезно» [473] .

473

Бучин А. Указ. соч. С. 33.

Жукову повезло. Он побывал на территории, которую немцы еще не успели занять, но где они вполне могли находиться. Вместо того чтобы спешить к Москве, их основные силы, включая треть мобильных соединений, были заняты закупориванием и последующей ликвидацией Вяземского и Брянского котлов. Свою роль сыграла погода: пошли дожди. Уже 9 октября грязь сделала непроходимыми тропинки и дороги с грунтовым покрытием. Начавшаяся распутица спасла Москву от быстрого захвата. «Последующие недели, – пишет Гудериан, – прошли в условиях сильной распутицы. Колесные автомашины могли передвигаться только с помощью гусеничных машин. Это приводило к большой перегрузке гусеничных машин, не предусмотренной при их конструировании, вследствие чего машины быстро изнашивались. Ввиду отсутствия тросов и других средств, необходимых для сцепления машин, самолетам приходилось сбрасывать для застрявших по дороге машин связки веревок. Обеспечение снабжением сотен застрявших машин и их личного состава должно было отныне в течение многих недель производиться самолетами» [474] . Танки оказались вынужденными двигаться по немногим остававшимся проходимыми дорогам, на которых каждый взорванный мост, любое сопротивление вызывали гигантские пробки и увеличивали отставание от намеченных планов. Жуков это быстро понял и часть находившихся в его распоряжении небольших сил направил оборонять Можайск, Волоколамск и Наро-Фоминск – места, где сходились основные дороги, которые теперь были закупорены. Не имея возможности обойти эти преграды, немцы были вынуждены остановиться и штурмовать их в лоб, неся большие потери.

474

Гудериан Г. Воспоминания немецкого генерала. М.: Центрполиграф, 2007. С. 104.

Лида – «вторая жена»

Не зная обо всех этих трудностях, заместитель Геббельса доктор Дитрих заявил 9 октября на пресс-конференции в Берлине, что Красная армия разгромлена и что «Советская Россия в военном отношении побеждена». Газеты нейтральных стран и государств оси вынесли эту новость на первую полосу. Словно эхом этим словам прозвучало принятое в тот же день ГКО решение о минировании важнейших зданий в Москве. Специальная комиссия НКВД представила Сталину список из 1119 объектов, подлежащих уничтожению: метро, мосты, телеграф, телефон, гостиницы, вокзалы, электростанции, водопровод, продовольственные склады… Жизнь в городе должна была стать для оккупантов невыносимой. 10-го ГКО принял решение о немедленной эвакуации московских предприятий за Урал.

Хотя Сталин и принимал подобные меры, он не собирался сдавать Москву без боя. А в его представлении руководить этим сражением мог только один человек: Жуков. Никому другому, как ему казалось, было не под силу справиться с этой задачей. Ворошилов, Буденный и даже Тимошенко лишились его доверия, Конев и Еременко потерпели поражение, остальные генералы «поколения 40-го года» пока никак себя не проявили. И нельзя было повторять ту же ошибку, что была допущена под Вязьмой и Брянском, – разделять ответственность за сражение. 8 октября он назначил Жукова командующим Резервным фронтом. 10-го, после нескольких дней и ночей поездок по прифронтовой зоне, Жуков прибыл в штаб Западного фронта в Красновидово (северо-западнее Можайска). В 17 часов Сталин сообщил ему, что он назначен также и командующим Западным фронтом. «Конева можете оставить у себя», – словно с неохотой разрешил он.