Журавль в небе
Шрифт:
— А… что это? — прервал ее размышления Николай, глядя на нее все с тем же странным выражением. — Ты вроде никогда бижутерию не носила. Недавно купила, да?
— Это не бижутерия, — вздохнула она. — И я не покупала…
Но больше ничего сказать не успела — в замке щелкнул ключ, входная дверь распахнулась, и в квартиру влетела Наташка, чуть не сбив мать с ног.
— Ух ты! — заорала она, восторженно тараща глаза, и пошла вокруг Тамары, как вокруг скульптуры на выставке. — Ничего себе! Ма, ты где эти феньки оторвала? Почем брала? Дашь поносить?
— Нипочем не брала. Это подарок. — Тамара обиделась на
— А кто подарил? Ну, дай разок надеть! — не унималась Наташка.
— Юрий Семенович, — не сразу ответила Тамара и, заметив, как Николай с Наташкой непонимающе переглянулись, стала объяснять, путаясь в словах: — То есть он не дарил… Он хотел подарить, но не успел… Это его юрист мне передал, уже потом, когда Юрий Семенович умер… Я не хотела брать — зачем мне? Но Михаил Яковлевич, юрист, говорит, что это подарок…
— Значит, это не бижутерия, — сказал Николай, повернулся и скрылся в глубине квартиры.
— Не стекляшки, да? — Наташка еще больше вытаращила глаза. — Ма, так это страшные деньги! Это какие камни?
— Топазы. — Тамара поглядывала в ту сторону, где скрылся Николай, и чувствовала себя виноватой. — Они просто все разные — светлые, темные… А так — все топазы. И золото разное — червонное, обычное, зеленое… А так — все золото. В шкатулке паспорт, или сертификат, или не помню, как это называется. Там все написано: из чего сделано, и как называется, и сколько весит…
— Ма, ты за Юрия Семеновича замуж собиралась, да? — вдруг спросила Наташка.
— Нет, — быстро ответила Тамара. — В том-то и дело, что не собиралась я за него замуж!
И тихо заплакала, стаскивая с себя все эти разноцветные топазы в разноцветном золоте, и они сразу остывали, отвыкали от нее, становились чужими и почти незнакомыми в блестящей кучке на подзеркальном столике.
Наташка сгребла эту блестящую кучку, поволокла мать в кухню, бубня что-то одновременно жалобно и сердито, усадила ее за стол, села напротив и строго приказала:
— Рассказывай.
И Тамара рассказала ей и про то, как она боялась нажить себе такого врага, и как не хотела, чтобы он приезжал, и как, проснувшись от ночного кошмара, позвонила ему на сотовый — по ошибке, не ему она хотела позвонить! А Юрий Семенович погиб именно из-за этого, из-за ее ошибки! А потом она получила его подарки — уже после его смерти… Ужас…
— Ужас, — горячо согласилась Наташка. — Кошмар! Просто триллер какой-то! Фантастический! Молчание ягнят! А ты тут при чем? Ты тут совершенно ни при чем. Это все судьба.
Наташка и не думала утешать мать, она ей даже не сочувствовала. А чего сочувствовать-то? Это все судьба. И все, тема исчерпана.
— Ты и правда ни в чем не виновата. — Николай опять стоял в дверях, прислонившись к притолоке.
Ну вот, теперь и он все знает. Сначала — Ленка и водитель Сережа, от которых, как ни странно, ни слова дальше не пошло, потом — тот капитан, которому она попыталась все рассказать, но он всерьез не отнесся к ее словам и даже протокол не стал составлять, теперь и Наташка с Николаем все знают, а уж Наташка-то обязательно Анне доложит… Но почему-то это не тревожило, а успокаивало. Наверное, давно надо было все рассказать близким людям. Хотя бы для того, чтобы услышать, что она ни в чем не виновата, а виновата судьба.
— Спасибо, —
— А он знал, что ты за него замуж не собиралась? — как следует поразмышляв над ее заявлением, спросила Наташка.
— Знал. — Тамара заметила, что опять почему-то поглядывает на Николая. Как будто отчитываться перед ним должна. Что это с ней? Они же развелись, стало быть, чужие… — Мы даже говорили об этом, и даже два раза. Чуть не поругались.
— Да ну, не бери в голову, — легкомысленно сказала Наташка. — Все равно подарил бы. Что ему три кило каких-то топазов? Не бриллианты же!
Тамара махнула рукой, промолчала и отвернулась к окну. Вот о записке Юрия Семеновича она уж точно никому рассказывать не хотела.
— Да хватит уже, — произнес Николай, отлепился от притолоки и пошел к плите, чайник ставить. — Хватит сердце рвать, не виновата ты ни в чем, и вот это все имеешь право носить. Если хочешь. Завтра и надень. С белым платьем. Красиво будет, бабы обзавидуются. Мать, ты бы сейчас все примерила, а? А мы с Наташкой полюбуемся.
И Тамара послушно пошла искать белое платье, и опять стала надевать тяжелые камни всех оттенков меда и чая, и влезла в новые туфли, и даже намазала губы Наташкиной помадой, и заслужила безоговорочное одобрение своих.
Ну да, своих. И Николай был своим, от этого никуда не денешься, и развод на это обстоятельство никак не влиял, четверть века вместе — это что-нибудь значит, верно? Она была благодарна своим за этот вечер, они не просто говорили, но и верили, что она не виновата, они с азартом затеяли дискуссию, красить ей завтра губы или нет, они придумали приколоть на туфли две топазовые подвески непонятного назначения, они заставляли ее крутиться, вертеться, садиться, вставать, они фотографировали ее, и болтали глупости, и восхищались, и предсказывали лютую зависть баб, и требовали, чтобы завтра она вернулась пораньше: «Мы же туда не пойдем, мы тебя дома отмечать будем, и Аня со своим придет, и тетя Лена»… Давно у нее не было такого домашнего вечера. Этот вечер и положил конец всем ее долгим терзаниям, страхам, самобичеваниям и тяжким воспоминаниям. Она будто отпущение грехов получила.
И большой товарищеский чай с обильной выпивкой и закуской в конференц-зале офиса «Стройинвеста» оказался вполне терпимым мероприятием. Правда, как Оля и предупреждала, народу набежало несчитано, но обошлось без торжественных речей и вручения поздравительных адресов в красных кожаных папках, чего она боялась больше всего. Ее умненькая помощница с добровольцами как-то так все организовали, что даже какой-нибудь важный чиновник, рвущийся любой ценой выполнить возложенную на него миссию — поздравить именинницу, и тот мгновенно оказывался окружен молоденькими-хорошенькими, отведен к столу, напоен-накормлен, обсмотрен ласковыми взглядами, обчирикан льстивыми комплиментами, и сам не замечал, как через пять минут уже плясал, пел вместе со всеми хором, травил анекдоты и переставал орлиным взором искать трибуну с микрофоном. Тамара замечала виртуозные маневры своих девочек, восхищенно крутила головой, улучила минутку, шепнула Оле на ухо: