Журавли и цапли . Повести и рассказы
Шрифт:
— «Мазай», «Мазай», я «Журавль», как слышите, прием. — Это Глеб Дмитриев, посредник у «журавлей». «Мазай» — мой позывной.
— Слышу отлично, — отвечаю я, — докладывайте.
— В шесть ноль-ноль «журавли» вскрыли секретный пакет, — строгим петушиным голоском, сам представляющийся мне задиристым петушком с пшеничным гребнем-чубом на маленькой птичьей голове, докладывает Глеб Дмитриев. — Боевая задача — достигнуть Безымянной высоты в районе реки Десны. Произвести разведку Безымянной высоты в районе реки Десны. Произвести разведку обороны «противника». Наметить направление главного удара. Захватить высоту.
— Вас понял, — говорю я, — где батальон?
—
— Следовать за батальоном, — говорю я. — Связь со мной поддерживать через каждые десять минут.
— Есть! — отвечает Глеб и выключается.
В эфире радиостанция второго батальона. Зоя Алексеева докладывает о боевой задаче «цапель». Она такая же, как у «журавлей», с той лишь разницей, что Безымянную высоту им предстоит взять с диаметрально противоположной стороны. Мой приказ посреднику у «цапель» тот же, что и приказ посреднику у «журавлей»: следовать за батальоном и докладывать.
К беседке, сердито урча, будто жалуясь на разбитую дорогу, подкатывает мотоцикл. Это Орел. Сапоги в пыли, глаза как подведенные — тоже от пыли. Жарко, но пуговицы на мундире у командующего застегнуты по форме. На груди радуга боевых наград. Догадываюсь — объезжал и обходил будущее поле сражения. Вот оно перед нами, это поле, на левом, «деревенском», берегу Десны с Безымянной высотой-курганом в центре. Тургеневская беседка маячит над ним, как гнездо орла. Но «гнездом Орла» прозвал ее не я, а юнармейцы, когда узнали, откуда командующий «Зарницей» будет наблюдать за ходом сражения.
Восьмой час утра. «Журавли» и «цапли» занимают исходные позиции. Посредники — солдаты-шефы — давно уже на своих местах — в поле и на Безымянной высоте, опутанной тремя рядами шпагата, играющего роль колючей проволоки, и опоясанной рвом, через который со стороны «журавлей» и «цапель» перекинуты по четыре мостика-бревнышка. В кустах на Безымянной высоте замаскированы пулеметы — фанерные дощечки в форме буквы «Г». На каждом пулемете позывной отряда, какой-нибудь геометрический знак: треугольник, ромб, квадрат, круг… Пулеметов восемь — по четыре на каждый штурмующий высоту батальон.
На южном и северном склонах высоты, ближе к центру, две мачты. Близ южной мачты в радиусе двух метров замаскирован фанерный щит с эмблемой «журавлей» — красный диск солнца. Близ северной — такой же щит с эмблемой «цапель» — желтый серп луны.
«Журавлям» и «цаплям» не так-то просто будет добраться до своих мачт после того, как штурмом возьмут они высоту. Щиты с эмблемами, во-первых, надо будет найти, во-вторых, разминировать и лишь потом… Но что будет «потом» — этого не знают ни «журавли», ни «цапли». Во всяком случае, будет не совсем то, чего они ожидают: не водружение флага над захваченной высотой — кто скорее водрузит, тот и победителем будет считаться, — а нечто ему предшествующее, сюрприз, который штаб игры приготовил «журавлям» и «цаплям» для испытания…
Итак, восьмой час утра. До восьми еще далеко, и я в душистой тишине жаркого июльского утра могу оглядеться вокруг. Хотя какая же тишина. Где-то у горизонта погромыхивает гром и ходят черные тучи. Июль — месяц-грозник, и в Наташине, по сведениям метеослужбы «журавлей», в этом месяце в среднем бывает до пятнадцати гроз. Десять уже было. Осталось еще пять. С шумом прилетают стайки скворцов. Они уже переоделись в темно-серое пестрое, в крапинку, одеяние и кочуют по полям, садам и рощам. На лужайке, с трех сторон примыкающей к беседке и до коричневости подрумяненной солнцем, стрекочут
Без десяти минут восемь. Я смотрю за реку. Справа от меня лагерь «журавлей», слева — лагерь «цапель». «Журавли», слышно, поют, сбившись в кучу, «цапли», рассевшись в кружок, кого-то слушают. Но я знаю, как у тех, так и у других ушки на макушке. Вот-вот — тревога. Пропоют горны, и они в полном боевом снаряжении — гранаты, автоматы, противогазы, саперные лопатки — займут место в рядах штурмующих высоту батальонов.
Восемь!
Посредники у «журавлей» и «цапель» стреляют из ракетниц. Звучат горны. Боевая тревога! «Журавли» и «цапли» бегут в строй.
«Смирно! Товарищ посредник. Батальон для выполнения боевой задачи построен. Командир Журавлев… Командир Цаплина»… Я не слышу слов рапортов, но я знаю их содержание.
Посредники, приняв рапорты, засекают время — потом я узнаю, что «журавли» построились чуть быстрей, — и, выждав паузу, в урочное время посылают в небо порцию ракет. Это сигнал к поэтапному штурму высоты.
Ни я, ни Орел не в силах унять волнения. Кто первым возьмет высоту? Разумеется, тот, кто сильнее, ловчее, смелее. В этом у нас расхождений нет. Но нам вовсе не безразлично, кого бы мы, я и Орел, хотели видеть в числе этих «сильнейших, ловчайших и смелейших». Мои симпатии на стороне «журавлей», симпатии Орла — на стороне «цапель». Почему? А кто его знает. Может быть, потому, что одни — и таких множество — всегда за тех, кому больше везет, а другие — их меньше — всегда за тех, кто менее удачлив.
«Журавлям» в «Зарнице» везло больше, чем «цаплям», и я был за них. Ну а Орел, напротив, за «цапель», у которых не всегда все ладилось. Орел объяснял это недостатком опыта у командира Юльки, а я — недостатком ее командирского характера: она чаще уговаривала, чем приказывала. Вот и сейчас, в решительную минуту штурма первого препятствия — рва, — собрала командиров и о чем-то с ними толкует, уговаривает, как мне кажется. Ну, кажется, «уговорила».
Командиры разбежались по своим отрядам, и там произошла мгновенная перестройка. По четыре крепыша-юнармейца выдвинулись вперед, подхватили под мышки по бревнышку и гусеницей-восьмикожкой быстро-быстро поползли к первому рубежу атаки. За ними, по четыре в ряд, двинулись остальные юнармейцы. Каждый отряд за своей «гусеницей». Ясно, Юлька решила штурмовать ров по мосткам-бревнышкам. А Спартак? Орел просто из себя вышел, когда вдруг обнаружил в действиях «журавлей» ошибку. Они, начав наступление, забыли штурмовые мостики! Не взяли ни одного.
— Растяпы! — сердито прошипел Орел, но я не разделял его возмущения.
Я верил в боевую удачу Спартака. Даже не столько в удачу, сколько в мускулы его юнармейцев, которых он настойчиво тренировал на занятиях в прыжках в длину в полном боевом снаряжении.
«Журавли» и «цапли» в движении. Я смотрю на секундомер. Те и другие почти одновременно достигают цели. Спартак прыгает первым, и за ним как на крыльях через ров перелетают остальные «журавли». Все ли? Издали не разглядеть, и я связываюсь по радио с посредниками у рва. Ответ неутешителен, и горький комочек обиды на «журавлей» подкатывает к горлу. Двоим первая попытка не удалась, и на них, свалившихся в ров и поэтому выбывших из игры, демонстрируют сейчас свое искусство санитары. Ну а как дела у «цапель»? Радио доносит: уступив «журавлям» во времени, «цапли» преодолели препятствие без потерь. Я сообщаю об этом Орлу, и командующий сияет.