Журба(Повесть о хорошем человеке)
Шрифт:
А Сологуб, Полывянный, брат и сестра Шкет в это время самозабвенно выводили:
Ой, дивчина, шумишь гай; Кого любишь, забувай, забувай…Дед и бабка, — первый смоля трубку, вторая подперши острым кулачком подбородок, — слушали знакомую с детства, с Украйны, песню. Мудрые старики, они догадывались, чем занимается внук со товарищи, но помалкивали. Только раз Евдоха, убирая со стола, тихонечко проворчала себе под нос:
— Молодь е молодь! Нехай трошки политикой позаймаюця, життя усе одно свое визьметь.
В сенцах, когда гости прощались с хозяевами,
— Я всетки бросаю семинарию, ухожу в партизаны…
— Так, может, и мне… — растерянно начал Журба.
— Нет. Ты учись. Ты ведь с детства мечтал стать учителем. А здесь будешь нашим связным, с командиром Борисовым я договорился.
Дед Сергей, хотя и не слышал сентенции супруги, сам думал так же, что молодость есть молодость, что жизнь все равно свое возьмет, хлопцы перебесятся и возьмутся за ум. А сейчас Ване только шестнадцать, и для него политика что-то вроде игры в прятки или в казаки-разбойники. И скоро убедился в этом. Выйдя однажды по весне во двор, он увидел внука, сидящего на колоде и увлеченно мастерящего из дранки и старой газеты воздушного змея. Дед удовлетворенно хмыкнул и подумал вслух, щурясь на солнышко:
— Ось, нещодавно тикал на вийну, а зараз — дитячи забавци. Усе вирно!
— Что говоришь, диду?
— Та я ничого… Гуляй соби, гуляй! — Дед зевнул, перекрестил рот и ушел обратно в хату сообщить новость бабке.
Потом во дворе возник Ванька Шкет. Рыжий, шустрый, вертлявый, он не приходил, а возникал, и не уходил, а исчезал. И вот, возникнув и увидев, чем занимается приятель, он злорадно спросил:
— Змея делаешь? В детство ударился?
Он потому так зло обрадовался, что не забыл, как два года назад, в дни Февральской революции, тезка тоже застукал его за детским занятием: Шкет тогда доблестно сражался со снеговиками, воображая их германскими солдатами.
Журба никак не отреагировал на выпад, даже головы не поднял, он спокойно и молча продолжал свою работу. Шкет потоптался около, придумывая очередное ехидное замечание, но так и не придумал или не решился сделать, сбитый с толку серьезным видом друга. Тот между тем, закончив обклейку змея, приладил к нему хвост — кусок пеньки с насаженными на нее кусочками бумаги, привязал бечевку, другой конец которой был намотан на щепку.
— Готово! Пошли, поможешь.
Едва оба Ивана вышли на улицу, как их окружила малышня из соседних дворов. Они радостно загомонили, предвкушая давно не виданное зрелище, не много было у них радостей в полуголодном, притихшем Спасске, занятом белогвардейцами и интервентами.
Ребята вышли за околицу села и стали подниматься на увал, заросший прошлогодней рыжей травой. По дороге Журба рассказывал Шкету, пытаясь подражать учителю Сильвестру Ивановичу:
— …В него не только играют дети, его используют в разных целях. Древние китайцы, которые и придумали его, пользовались им в религиозных целях, духов заклинали… В восемнадцатом веке змеев стали применять для научных опытов…
— Как это? — недоверчиво спросил Ванька.
— По-разному. Например, англичанин Вильсон поднимал на нем градусник, чтобы узнать температуру в верхних слоях атмосферы, американец Франклин изучал с его помощью атмосферное электричество… А сегодня во многих странах, в том числе и в нашей, при обсерваториях открыты специальные змейковые станции. Поднимают наверх разные умные приборы, ставят разные опыты…
— Так мы тоже, что ли, опыт будем ставить?
— Что-то вроде этого. — Иван огляделся — место для запуска змея было самым подходящим: кругом просторно, голо, ни деревьев, ни телеграфных столбов. — Держи, — он сунул приятелю змея, а сам стал отходить,
— Отпускай! — крикнул Иван, и змей взмыл в воздух, исторгнув у детей вопли восторга. Впрочем, скоро они притихли. Запрокинув головы, завороженно следили за полетом змея. Он легко и свободно парил в высоком чистом небе, то устремлялся куда-то, словно настигая невидимую цель, то почти замирал на месте, медленно кружась. Иногда он делал резкий рывок вниз, и всем казалось, что вот-вот грянет оземь и рассыплется, но, подхваченный воздушным потоком, вновь взмывал и снова плавал в вышине, описывая круги, как птица.
Шкет, забыв о своих насмешках над другом, вспомнившим детство, с которым они, как и их сверстники, так торопились расстаться, теперь с завистью смотрел на Журбу, державшего бечевку. Потом не выдержал, подбежал.
— Дай мне!
Иван перевел взгляд с воздушного змея на приятеля, нетерпеливо топтавшегося возле него — спустился, так сказать, с неба на землю и задумчиво спросил:
— Скажи, Вань, ты когда-нибудь думал, для чего ты родился?
— Как для чего? — опешил Шкет. — Для того, чтобы жить!
Журба кивнул, именно такого ответа он и ждал.
— В общем-то, правильно, но… Понимаешь — только ты не обижайся! — если человек рождается для того, чтобы только жить, то он… животное. Да и то от скотины больше проку: она дает мясо, молоко, шерсть, кожу… А от человека, который просто живет, что останется? Только дети, которые, как и он, будут просто жить. И так далее. Я вот как-то читал рассказ, не помню, как называется и кто написал, о том, как молодожены, обвенчавшись, вышли из церкви и увидели, как мимо идет похоронная процессия. Прошли годы, покойника забыли сначала друзья, потом родственники, сначала дальние, а потом и близкие, и наконец, все. Только однажды один старик сказал своей старухе: «А помнишь, когда мы с тобой венчались, хоронили какого-то человека?» Потом и эти двое умерли, и больше уже никто на земле не вспоминал того покойника…
— К чему ты все это рассказываешь?
— Поэт Константин Бальмонт писал: «Я в мир пришел, чтоб видеть солнце!» Это красиво, но этого мало для человека. Вот Радищев ясно для чего родился, потому что сказал: «Я взглянул окрест себя, и душа моя страданиями человеческими уязвлена стала». Он заступился за бедных и обездоленных, через то сам пострадал. Но люди будут помнить его вечно. Вот и нам надо…
Он замолчал на полуслове, внезапно смутившись. Сунул Шкету моток бечевки.
— Ладно, держи… А я сейчас пошлю змею «письмо». — Иван вынул из кармана какой-то пакетик, прикрепил его к веревке, и тот, подгоняемый ветром, заскользил вверх. Почти добравшись до головы змея, наткнувшись на какое-то препятствие, очевидно, специально сделанный узелок, пакетик раскрылся, и на его месте затрепетал зеленый флажок.
Он был виден далеко вокруг. На него восторженно смотрели дети, с добрыми улыбками — взрослые, и те, кто работал в этот весенний день в поле или на огороде, и те, кто присел на завалинку отдохнуть и покалякать с соседями. Заметили его и в лесу за рекой Сантахезой, которая была естественной границей Спасска…
— Ничего особенного не видать, товарищ командир, — проговорил дядько разбойного вида, обросший почти до глаз черной бородой. — Только вон ребятишки воздушного змея запускают..
— А ну-ка дай я посмотрю. — К мужику подошел и взял у него бинокль тот, кого назвали командиром. Он был в гимнастерке, кепи, бриджах и сапогах. — Интересно, интересно…