Журнал Борьба Миров № 1 1924(Журнал приключений)
Шрифт:
Сырое, но еще по-зимнему снежное, мартовское утро. Лицеист, чистенький, но уже без прежнего шика, растянулся в кресле. Рядом раскинулась огромная — от Мурмана до Памира — карта того, что вчера называлось Российской империей, сегодня же являлось беспорядочным стадом рождающихся коммун и Республик.
В карте торчали флажки все больше красные. Еще на этой неделе Оренбург и Ростов украшены были национальными флагами, но давно уже этим флагам там нечего было делать.
Теперь, казалось, оставалось одно: передвинуть национальные
Вместо этого лицеист побарабанил пальцами по столу и сказал:
— Надо ускорить выступление.
Длинный в дымчатом пенснэ неслышно ответил:
— Когда оперировать приходится такими расстояниями, какими оперируем мы, главным действующим лицом является время.
— Совершенно верно, но события могут нас опередить.
В дымчатом пенснэ смотрел вопросительно:
— Вы думаете? Советская власть?..
— Ну?
— Укрепляется?
— Ерунда.
— Красная армия…
— Ерунда.
Длинный умолк.
— Не в том дело. Нас могут опередить другие группы. Моментом наивысшего ослабления Советской власти и следовательно наиболее возможным моментом ее свержения явится конец мая…
— Что, кстати, вполне соответствует мнению замечательной рукописной брошюры, вышедшей из Троицкой Лавры…
— Ах, на этом, я думаю, все же мы не будем базироваться…
— Нет, почему же в манифесте…
— Позвольте, до манифеста еще далеко. Не перебивайте! Короче говоря, возможны разнородные выступления. Принимая же во внимание наличность группировок…
— Немецкая ориентация?
— Вот именно. Она, несомненно, усиливается. Кадетство к ней определенно склоняется. Но и среди придворных кругов, вы знаете, эта точка зрения имела сторонников.
— Совершенно верно, передается из рук в руки письмо государя императора к Вильгельму.
— Оно явно подложно…
— Не скажите, Балашев видал подлинник…
— Во всяком случае здесь много возможностей. Мы же на это пойти не можем. Я полагаю, что надо спешить.
— Но…
— Последнее донесение Берендеева вы знаете. Опыт, наконец, удался.
— Не вполне.
— Но достаточно для нашей цели. И вот вчера и сегодня я склоняюсь к тому, чтобы Шефтеля и Берендеева вызвать немедленно сюда. Выступление необходимо организовать в начале мая. Для этого им надо быть здесь в апреле.
— Знаете, идея эта мне нравится.
— Тогда сейчас же посылаем телеграмму.
— Но барон?
— Барон?
— Я полагаю…
— Наша организация кажется не республика, к тому же барона нет уже целую неделю. — Может, его не будет еще месяц.
— Это меня серьезно беспокоит…
Из-за двери позвали:
— Вадим, Вадим.
Лицеист вышел в соседнюю комнату.
Там старушечий шопот, путаясь, сообщил:
— …бьется
Лицо Вадима стало совершенно каменным.
— Но верхние-то двери закрыты?
— Закрыты все время.
— Нельзя ли забросить чем-нибудь мягким, мешками какими-нибудь, чтобы звук не проходил.
— Попробую.
Вадим вышел в коридор, спустился по лесенке вниз, очутился в подвале перед железной дверкой. Дверка дрожала от чьих-то ударов.
— Барон?
Дребезжащий голос из темноты выкрикнул:
— До каких пор вы будете морить меня голодом?
— До тех пор, пока вы не сообщите мне Берендеевского ключа.
— Сообщить вам, чтобы вы после этого застрелили меня, как собаку?
— Наоборот, вы тотчас же получите деньги и паспорт для проезда в Финляндию.
— Не верю.
— Как знаете.
Вадим помолчал.
— Я ухожу.
— Чорт побери, сегодня крыса почти отгрызла мне ногу..
— Это ваше дело.
— Вы предательски, обманом захватили меня, главного инициатора и творца заговора, вы подрываете наше общее святое дело из-за личных интересов, из любви к женщине!
Вадим возвратился в комнату.
Длинный продолжал прерванный разговор.
— Но покамест барон не вернулся, самое присутствие наших Памирских друзей бесполезно. Берендеев же владеет только половиной изобретения.
Вадим улыбнулся.
— Я почти убежден, что наш химик доведет операцию до конца. Итак, вы едете на телеграф? Идемте.
Из особняка вышли две фигуры по направлению к Арбату.
Таким образом из этого особняка тянулся клубок самых странных и запутанных событий. Совсем особыми качествами должен был обладать тот, кому суждено было их распутать. Серьезный, быть может, заговор удобно крылся за бредовой завесой. Ведь недаром ответственные работники только смеялись и махали руками при упоминании об этом заговоре. Им он представлялся сумасшествием или анекдотом. И вот этот анекдот готовился — быть может, больно укусить Советскую власть. Настоящим противником этого заговора мог, пожалуй, стать только человек, сам склонный к некоторой фантазии и преувеличению. Человек, чье неискушенное опытом сознание приняло бы без сопротивления существование таинственного яда и загадочного химика на Памире и еще тысячи тому подобных вещей.
Чье комсомольское воображение мирно хранило бы рядом с тезисами Коммунистического Манифеста головоломные приключения любимого Пинкертона. В то же время исполненный революционной решимости и самоотвержения. Обладающий решительной свежестью восприятия, с гадливостью отвергающий садическую подоплеку, бредовую Россию кокаина и Мережковского.
И такой противник у заговора уже существовал. Более того, на Арбате, он уже стоял за спиной заговорщиков, Имя же ему было Точный. Товарищ Точный.