Журнал «День и ночь» 2011-03 (83)
Шрифт:
Потрясённые зрители, словно по команде, разом встали с мест.
Артист подошёл к рампе, молча опустил голову. Молчали и зрители.
Тишину прервал голос директора, который вернулся на сцену, отправив сына домой с матерью.
— Извини, пожалуйста, ты не хотел раскрывать свою тайну, а я не выдержал, решил узнать во что бы то ни стало.
— Верно, до сих пор я в самом деле не хотел посвящать кого-либо в свою тайну, но раз уж так получилось, я признателен тебе, спасибо.
Артист
— Садитесь, я поведаю вам свою историю. И вот что он рассказал.
В самом начале своего артистического пути он решил для себя: чтобы хорошо играть, надо хорошо знать людей. И он ходил по городу, бывал в самых людных местах: в магазинах, на базарах, на вокзалах. Наблюдал и запоминал, кто как ходит, как жестикулирует, с кем и как разговаривает, когда какое принимает выражение лица.
Устав бродить по городу, он садился у окна и часами следил за прохожими.
Он исходил города и сёла, горы и долы.
И действительно стал хорошим артистом.
Однако не перестал наблюдать за людьми.
Никто на свете не изучил человека так хорошо, как он, вот почему он играл всё лучше и лучше.
Он знал, как смеётся юноша, скачущий по просторному влажному после дождя полю.
Знал, как смотрит девушка на цветущую под её окном сирень.
Знал, как дрожат от волнения руки у старика, когда он вскрывает конверт с письмом от внука.
Знал, как вздрагивает, в какое возбуждение приходит малыш, впервые увидев птичку.
Он знал уже всё, что должен был знать.
И вдруг обнаружил, что хотя и не стремился к этому, стал необычайно проницательным: постигал мысли человека, догадывался о них по его виду, по его взгляду.
Радость артиста не имела предела.
Ведь он будет играть ещё лучше, угадывая, о чём человек думает, чего хочет.
Нет, не о славе и популярности помышлял артист. Он любил своё дело и радовался, что сумеет ещё сильнее захватить и взволновать зрителя.
…Однажды зимним утром артист шёл через городской сад.
Падал снег.
В саду было безлюдно.
Пройдя заснеженную аллею и свернув в сторону, он увидел на берегу пруда молодую женщину и девочку лет шести. Они сидели на скамейке и смотрели на воду.
«Девочка мечтает о каких-то больших птицах», — мелькнуло у артиста.
Но он не обрадовался своей прозорливости.
Он не видел лица девочки и всё же почувствовал, что ей грустно. И у него больно сжалось сердце.
Тут девочка спросила мать:
— Куда девались лебеди, что плавали в пруду?
— Улетели, доченька.
И у матери был грустный голос.
— Все улетели? — допытывалась девочка.
— Думаю, все.
— А когда вернутся?
— Летом.
— Ой, как долго ждать, — со вздохом
И тут артист ощутил, что его тянет взмахнуть руками, словно крыльями.
Он развёл руки, с силой вскинул их, опустил, снова вскинул и взлетел.
И уже лебедем опустился на пруд.
— Мама, мам, смотри, лебедь прилетел! — вскричала девочка и кинулась к пруду.
— Да, правда! Это лебедь, настоящий лебедь! — обрадовалась и мать.
Лебедь по воде плыл.
Девочка не отрывала от него глаз.
Мать с трудом увела её.
Едва они исчезли из виду, артист принял человеческий облик.
Еле доплыл он до берега, продрогший в ледяной воде.
Мокрый с головы до пят, постоял, растерянно говоря:
— Э-э, плохо дело! Это ещё что за напасть… И, недоумевая, пошёл дальше.
Гулявшие в саду горожане узнавали артиста, когда он проходил мимо, и изумлялись, почему он весь мокрый, спрашивали — не помочь ли?
— Нет, спасибо, не беспокойтесь, — отвечал артист, дрожа от холода.
И продолжал путь.
Неожиданно он снова почувствовал непонятное волнение. С ним явно что-то творилось. И тут услышал откуда-то сверху:
— Цуго! Цуго! — обращался кто-то ласково к собачке, а по голове почему-то гладили его — артиста.
Он вскинул глаза и увидел мальчика. Мальчику было годика три, но ему он показался великаном.
Артист глянул на свои ноги и, обнаружив вместо них лапки, понял, что превратился в щеночка.
«Пропал я», — подумал он про себя и во всю прыть помчался по аллее. Тщетно гнался за ним мальчик — он успел нырнуть в кусты.
— Э-э, плохи дела, — повторил он, вновь став человеком, и усмехнулся.
Целый день скрывался артист в кустах и, чтобы хоть чуточку согреться, топал ногами, подпрыгивал, размахивая руками.
Когда наступил вечер, артист выбрался из кустов и под прикрытием сумерек поспешил домой, надеясь, что все дети уже спят.
Дома он выпил несколько стаканов горячего чаю и поскорее лёг в постель.
Чудом избежал он воспаления лёгких.
С того дня артист старался не попадаться детям на глаза.
Днём он не выходил из дому. Но вечером-то надо было пойти в театр, не срывать же спектакли!
В театр он отправлялся по самым безлюдным, уже опустевшим улицам.
И хотя до театра было рукой подать, иногда он очень долго добирался до него.
Некоторых детей к вечеру выводили погулять-подышать перед сном свежим воздухом.
Издали заметив ребёнка, артист торопливо сворачивал на другую улицу, но, как на беду, часто и там оказывался малыш. Артист убегал, скрывался, плутал по улицам и переулкам, но несмотря на все старания, измотавшись, всё равно сталкивался с ребёнком.