Журнал «Если», 1992 № 03
Шрифт:
— Кстати, дорогой друг, каково твое занятие?
Не раздумывая, Пэдуэй выпалил правду.
Патриций замер, переваривая информацию, а когда заговорил вновь, в его по-прежнему любезном тоне сквозила высокомерная прохладца.
— Любопытно, любопытно. Ну, желаю всяческого финансового успеха… — Он произнес последнюю фразу с некоторым затруднением, как активист Христианского союза молодежи, вынужденный говорить о нелицеприятных сторонах жизни. — Наша участь — безропотно нести Господне назначение. И все же жаль, что ты не
Мартин с удовольствием продолжил бы знакомство с благовоспитанной красавицей и ее утонченным отцом, но теперь, когда Анций узнал, что имеет дело с вульгарным ремесленником, на приглашение можно было не надеяться. Пэдуэй посмотрел на часы — пора обедать, вышел на улицу и разбудил Фритарика.
Вандал зевнул.
— Прочитал, что хотел, Мартинус? Мне снилось мое прекрасное поместье в Аф…
— Черт бы побрал… — взревел Пэдуэй и тут же осекся.
— Как, нельзя уж и помечтать о времени, когда я был богатым и уважаемым человеком?! Клянусь, моя честь…
— Успокойся, ты тут ни при чем.
— Да? Я рад. Судьба оставила мне одни лишь воспоминания… Но почему ты злишься, Мартинус? У тебя такой вид, словно ты гвоздь готов перегрызть. — Ответа не последовало, и Фритарик задумчиво продолжил: — Должно быть, вычитал что-то в этих книгах… Хорошо, что я неграмотный. Так трепать себе нервы из-за событий, которые произошли давным-давно! Я лучше помечтаю о своем прек… О, молчу, молчу, хозяин!
Пэдуэй, Томасус-сириец и еще несколько сот голых римлян парились в Диоклетиановых термах. Банкир огляделся и мечтательно произнес:
— Я слышал, в прежние дни в бани пускали и женщин — прямо вместе с мужчинами… Конечно, языческие времена — не то что сейчас.
— Влияние христианской морали, — сухо заметил Пэдуэй.
— Ну! — хохотнул Томасус. — Мы, современные люди, такие высоконравственные!.. Знаешь, на что жаловалась императрица Теодора?
— Да, — сказал Пэдуэй и поведал банкиру, на что жаловалась императрица Теодора.
— Проклятье! — в сердцах воскликнул сириец. — Всякий раз, когда у меня есть сальная история, ты либо ее слышал, либо можешь рассказать лучшую.
Пэдуэй предпочел не объяснять, что прочитал все эти истории в книге, которая еще не написана, — в «Анекдотах» Прокопия Кесарийского.
— Пришло письмо от родственника в Неаполе — занимается морской торговлей… Так вот, Антиох получил вести из Константинополя. — Томасус выдержал многозначительную паузу. — Война.
— Между нами и Империей?
— Во всяком случае, между Империей и готами. У них давно уже нелады — с тех пор, как убили Амаласунту. Теодохад пытался увильнуть от ответственности, но, по-моему, наш старый король-поэт доигрался.
— Далмация и Сицилия —
— Прорицаешь помаленьку?
— Нет, просто мне кажется…
Сквозь пар сверкнул здоровый глаз сирийца — черный и внимательный.
— Мартинус, кто ты такой?
— Ты о чем?
— Есть в тебе что-то… не знаю, как сказать… странное. Ты проявляешь будто невзначай самые необычные познания. А когда я пытаюсь распросить тебя о твоей родине, о том, как ты попал сюда — уходишь в сторону.
— Ну… — промолвил Пэдуэй, лихорадочно соображая, как выпутаться. И вдруг придумал ответ — правдивый, но весьма двусмысленный. — Видишь ли, я покинул страну в большой спешке.
— А! По соображениям здоровья, надо полагать? Тогда я понимаю твою похвальную скромность, — Томасус подмигнул.
Когда они неторопливо шли по Длинной улице к дому Мартина, разговор коснулся бизнеса. Пэдуэй не скрывал своего удовлетворения.
— Я доволен. Новый перегонный аппарат будет готов на следующей неделе, а медными листами заинтересовался один торговец, отплывающий в Испанию. Правда, сейчас я ожидаю убийства.
— Убийства?
— Да. Фритарик и Ганнибал Сципио никак между собой не поладят. Ганнибал, получив в подчинение двух людей, стал еще заносчивее, чем прежде. Он на Фритарике просто верхом ездит.
— Верхом ездит?
— Образное выражение, американское. Ганнибал постоянно гоняет Фритарика, подвергает его насмешкам и издевательствам… Между прочим, я готов вернуть тебе долг.
— Великолепно, мой дорогой Мартинус! Но разве тебе больше не понадобится ссуда?
— Не уверен, — сказал Пэдуэй, совершенно уверенный, что понадобится. — По правде, я не прочь расширить производство.
— Замечательная идея! Разумеется, теперь, когда все у тебя идет хорошо, мы поставим отношения на более деловую основу.
— То есть?
— То есть увеличим тот смехотворно малый процент до нормального…
— Ха-ха-ха, — отчеканил Пэдуэй. — Так я и думал. Пойми же: убедившись в надежности помещения денег, процент следует уменьшить.
— Мартинус! — с болью в голосе воскликнул сириец. — Такова твоя благодарность человеку, который сделал тебе столько хорошего!
— Не хочешь — не одалживай. Многие банкиры будут рады научиться американской арифметике.
— Послушай его, Господи!.. Грабеж! Разбой! Я не поддаемся! Ну и ступай к другим!..
Сошлись на десяти процентах. По словам Томасуса, для него это было все равно что вырвать из груди сердце и сжечь его на алтаре дружбы.
Говоря о предстоящем убийстве, Пэдуэй вовсе не ожидал, что окажется пророком. Поэтому был удивлен не меньше Томасуса, когда, войдя в мастерскую, увидел, как Фритарик и Ганнибал, ощерившись будто два злющих пса, испепеляют друг друга взглядом. Вошедших ни один из них не заметил.