Журнал «Если» 1993 № 03
Шрифт:
Тому есть несколько объяснений. Начну с наиболее фантастического, которое привожу для полноты изложения: есть теория, согласно которой само биополе этих людей притягивает разнообразные несчастья. Это их карма, таким образом они расплачиваются за грехи, совершенные в предыдущих воплощениях.
Если же мы обратимся к психологии, то, анализируя причины неудач, обнаружим отсутствие той неуловимой и почти неформулируемой способности конкретного человека правильно, адекватно вести себя, вовремя менять поведение, «нюхом» чувствовать надвигающуюся опасность, отсутствие интуиции.
Неудачник часто ригидный, то есть косный, малоподвижный в психологическом плане человек, который воспроизводит некий раз и навсегда заданный способ поведения, не обращая внимания на нюансы, вообще не придавая значения тому, что происходит вокруг. Сам он не замечает
Но в психоанализе есть и такая точка зрения, когда неудачи, несчастья рассматриваются как цель, к которой на самом деле стремится человек (хотя утверждает совершенно другое), потому что для него это искаженная форма получения удовольствия.
Создавая свою теорию, Зигмунд Фрейд обратил внимание на то, что люди, пережившие травмировавшие их события — войны, катастрофы; — постоянно возвращались к ним в своих снах. Из его теории сновидений следует, что сны восполняют то, чего «недодает» человеку явь. А здесь шли повторяющиеся кошмары… И Фрейд предложил, что спящий, снова и снова переживая тяжелую ситуацию, получает удовольствие вот таким извращенным способом. Это бывает не только во сне; в жизни именно так ведут себя люди, страдающие неврозами. Снова и снова они, не отдавая себе в этом отчета, попадают в те ситуации, которых якобы хотят избежать. Фрейд приводил уникальный пример: женщина четырежды выходила замуж, муж заболевал, она лечила его, ухаживала — он умирал, она страдала… Снова и снова выбирать в качестве супруга больного человека; желать общаться именно с тем, кто тебя обидит; вообще интуитивное стремление к ситуации, в которой окажешься несостоятельным, — вот история любого невротика.
На Западе в конце прошлого — начале нынешнего века зародилась целая наука, виктимология: наука о жертвах. Американцы, проводя исследования в русле психоанализа, выявили класс людей, тяготевших к авариям, катастрофам и вообще опасным ситуациям. Отчасти здесь повинна ослабленная «обратная связь» с действительностью, о чем я уже говорил. Но есть более глубинная причина. Психоанализ полагает, что среди потребностей человека природой запрограммированы две главные, базовые: сексуальная, основанная на продолжении рода, и влечение к смерти. Фрейд писал, что появлению жизни из неживой природы способствовал сильнейший энергетический импульс, изменивший естественное состояние равновесия, и природа стремится к восстановлению равновесия, энтропии. Такая вот биологическая точка зрения. Доказать это, боюсь, слишком сложно, тем не менее много фактов, свидетельствующих о ее справедливости — когда никакими рациональными причинами не объяснить страсть человека к разрушению и саморазрушению. Чем мотивируется поведение людей, которые, зная об опасности СПИДа, вступают в половые контакты в группах риска, не используя предохранительных средств? Пьяницы, наркоманы, подчеркнуто агрессивно ведущие себя люди — из того же ряда.
Есть еще одна сторона вопроса, на которую мне хотелось бы обратить внимание читателей. Думаю, рискованное поведение, тяга к опасности для человека может быть и способом «подтвердить» свое существование. Ведь, живя в уютном, ласковом, приспособленном и доброжелательном мире, рано или поздно перестаешь ощущать «сопротивление материала», как бы растворяешься в окружающем. Для многих людей реален только тот мир, где действительность сопротивляется, где есть не точка опоры, а «точка отталкивания».
Войны можно рассматривать как неудачи глобального масштаба. Фигуры Гитлера и Сталина, вполне заурядных личностей, «запустивших» величайшие катастрофы столетия, конечно, исследовались психологами. Есть работы, где подробно описана ущербность Гитлера, его комплексы, сексуальные проблемы и т. п. Действительно, только испытываемое в очень большой степени ощущение собственной несостоятельности может «оправдать» унижение и уничтожение людей в такой степени, в таких масштабах. Но, чтобы личные проблемы решать на макроуровне, требуются условия.
Общество должно быть готово поддержать эти агрессивные устремления. К 40-м годам весь тоталитарный массив —
Другая сторона той же медали — крайний индивидуализм. Вспомните наш парламент. Поведение некоторых депутатов отмечено — я, к сожалению, не преувеличиваю — прямо-таки клиническими симптомами. Они ориентируются не на цель — принятие закона, а на изживание каких-то собственных глубоко спрятанных комплексов. Отсюда принципиальная невозможность договориться, так как дело интересует их во вторую очередь.
Россия часто кажется страной крайностей, где влечение к смерти и к жизни существуют в архаичной форме…
Не надо исходить из того, что агрессивность — это непременно что-то плохое, без нее род человеческий не стал бы «венцом творенья». И во всех тех грустных вещах, о которых я сказал, есть один положительный момент: мы народ молодой, мы полны сил. Россия не похожа на усталые нации Европы: они ведь такие мудрые не оттого, что добрые — просто нет сил желать. Наша витальная, жизненная сила проявляется часто в первозданных, диких формах; но уже то, что она есть, — дает право надеяться, что, научившись направлять ее в конструктивное русло, мы сможем стать обществом удачников.
На языке сценариев неудачника мы назвали Лягушкой, а победителя — Принцем или Принцессой. Родители в основном желают своим детям счастливой судьбы, причем желают им счастья в той роли, которую для них избрали. Они бывают против изменения избранной для своего ребенка роли, за исключением, может быть, только особых случаев. Мать, воспитывающая Лягушку, хочет, чтобы дочь была счастливой Лягушкой, но противится любой ее попытке стать Принцессой («Почему ты решила, что ты?..») — Отец, воспитывающий Принца, желает сыну счастья, но он предпочитает видеть его скорее несчастным, чем Лягушкой.
Психотерапевту советуем в первую очередь выяснить все в отношении сценария: кому он принадлежит — победителю или неудачнику. Это легко понять, ознакомившись с манерой пациента говорить. Победитель обычно выражается так: «В другой раз не промахнусь» или «Теперь я знаю, как это делать». Неудачник же скажет: «Я бы конечно…», «Да, но…». Бывают еще неполные неудачники или, как мы их называем, непобедители, которым сценарием предназначено тяжко трудиться, но не для того, чтобы победить, а чтобы удержаться на имеющемся уровне. Это те люди, которые говорят: «Во всяком случае, спасибо и за это». Непобедители чаще всего кажутся прекрасными согражданами, сотрудниками, ибо они всегда лояльны, всегда прилежны и благодарны судьбе, что бы она им ни принесла. Проблем они никому не создают. Это люди, о которых говорят, что они приятные в общении, хорошие соседи. Победители же создают окружающим массу проблем, так как в жизни они борются, вовлекая в борьбу других сограждан. Однако большинство неприятностей причиняют себе и окружающим неудачники. Они остаются неудачниками, даже добившись определенного успеха, но если попадают в беду, то пытаются увлечь в нее всех рядом стоящих.