Журнал «Если», 1995 № 07
Шрифт:
За окнами тянулись стены ущелья. Стояла ночь, холодная и бездонная как небо; с севера задувал черный, пахнувший смертью ветер.
Владимир Губарев
В КРАЮ «ДИКИХ ГУСЕЙ»
Понятие «наемник» появилось еще в ту пору, когда первые государства начали состязаться на поле брани.
За это время оно стало символом авантюристов, продающих свою шпагу тому, кто дороже заплатит.
В отличие от своих собратьев по промыслу — пиратов, наемники не удостоились в оставленных нашими предками литературных произведениях романтического
Цивилизованные страны сегодня осуждают использование «солдат удачи», а мировое сообщество раз за разом принимает соответствующие резолюции, которые, впрочем, ни одна из держав не спешит реализовать на практике.
История наемничества насчитывает несколько тысячелетий. Еще в Древнем Египте фараоны, чтобы поднять боеспособность собственных вооруженных сил и не отвлекать от земледелия подданных, нанимали ливийцев. В ранних обществах, пока сохранялись значительные пережитки родо-племенного строя, наемники выступали в качестве необходимого элемента складывавшегося государства. Этническая чужеродность делала их зависимыми от работодателя и пригодными для «полицейских» функций.
Возникновение классического наемничества относится уже к периоду античности. Греческих «солдат удачи» (как правило, это была тяжеловооруженная пехота) можно было встретить на службе у египетских фараонов, персидских царей и их сатрапов. Они выступали ударной силой переворотов, подавляли волнения, участвовали в боевых действиях на просторах всего Западного Средиземноморья — от Сицилии до Передней Азии.
Первый в истории наемник, оставивший воспоминания, — грек Ксенофонт. До того как он взялся за перо, в начале V века до н. э., Ксенофонт был в числе командиров 10 тысяч спартанцев, нанятых персидским царевичем Киром Младшим для участия в мятеже против собственного дяди. Однако Кир погиб в самом начале своей авантюры, и греки совершили беспрецедентный, по тем временам, переход через Персию, прорвавшись с боями на родину. Кстати, вполне возможно, что именно благодаря «Анабасису» Ксенофонта, произведению, в котором были описаны эти события, Александр Македонский уверовал в слабость персидской державы и решился начать свой знаменитый поход на восток.
Расцвет наемничества в Древней Греции был связан с кризисом полисной системы. Города-государства не могли прокормить своих свободных граждан, а колониальная экспансия ограничивалась как нехваткой материальных ресурсов, так и натиском мощных средиземноморских держав
— Персии, Карфагена и начинавшего набирать силу Рима. Сказывались и внутренние усобицы — изгнанные из своих полисов аристократы и неудавшиеся тираны вместе со своим сторонниками искали удачи на чужбине.
В античности и в раннем средневековье (особенно в период Великого переселения народов) часто практиковался «племенной наем» беспокойных соседей, которых у Рима или Византии уже не хватало сил усмирять. Готы, герулы, гепиды, славяне, помимо платы, получали статус «федератов» и номинально несли пограничную службу.
И на Руси наемники не были редкостью. По знаменитому «пути из варяг в греки» с севера на юг экспортировались не только меха, но и «солдаты удачи», продававшие свои мечи киевским князьям и византийским императорам. Да и само слово «варяг» (от «вар» — война) по своей семантике означало не племя (среди них были и славяне, и скандинавы, и балты), а принадлежность к военному сословию. Кстати, именно профессиональные наемники-варяги составляли костяк древнеславянских княжеских дружин — Олега, знаменитого воителя Святослава и Владимира Красное Солнышко. Походы запорожского гетмана Сагайдачного на Москву под знаменами королевича Владислава в разгар Смутного времени, набеги казаков на турецкие владения или экспедиция Степана Разина в Персию «за зипунами» мало отличались от наемнических кампаний времен 30-летней войны в Германии. Вербовка под знаменами известного и удачливого командира, а расчет — из награбленного добра.
В феодальной Европе на протяжении нескольких столетий институт наемничества являлся одним из основных инструментов ведения войны. Швейцарские кантоны поставляли рослых юношей для охраны королевских дворов
Германские княжества, разделившиеся на лагери протестантов и католиков, длительное время были наиболее крупными экспортерами наемников, принимавших участие во всех войнах, начиная с Гуситских и завершая наполеоновскими. Чех Альбрехт Валленштейн в период Тридцатилетней войны собрал под знамена австрийского императора стотысячную армию наемников. Правда, поддерживать ее в дееспособном состоянии удавалось лишь путем безжалостного ограбления населения. Естественно, сразу после гибели Валленштейна в 1634 году его развалившаяся армия, словно чума, начала опустошать Германию.
Внутренняя смута всегда была благодатной почвой для «солдат удачи». На стороне самозванцев-лжедимитриев воевали поляки, украинские и русские казаки, немцы, а на стороне их противника Василия Шуйского были шведы, французы, шотландцы и опять же немцы.
Впрочем, со второй половины XVII века, и особенно при Петре Первом, в России стали уделять внимание не столько «живой силе», сколько «специалистам» — военным инженерам, артиллеристам, «батальерам». Совершенствование вооружений требовало наемников более высокой квалификации Их нанимали не столько для участия в военных действиях, сколько ради подготовки местных кадров.
К середине XIX века создание регулярных армий, основанных на всеобщей воинской обязанности, в большинстве развитых стран сняло необходимость в массовом использовании наемников. Отныне полем приложения навыков «псов войны» становились колонии и «банановые республики». Например, созданный в 1831 году специальным декретом французского короля Луи-Филиппа наемнический институт «Иностранного легиона» действовал в самых различных точках планеты. Легион рекрутировался исключительно из иностранных граждан для действий за пределами метрополии, а его контингент составляли не только искатели приключений (тогдашняя печать неплохо справлялась с пропагандированием колониальных войн), но и откровенные уголовники, скрывавшиеся от правосудия. Основное требование к «соискателю» состояло в безукоризненном здоровье, остальное не имело значения.
Кстати, завербоваться всегда можно было и под вымышленным именем, но покинуть легион до истечения срока контракта удавалось очень немногим. Собственно, дезертировать из какого-нибудь гарнизона в сердце Сахары, окруженного недружественными арабами, было равнозначно самоубийству. Сфера действий и география применения силы «Иностранного легиона» огромны — покорение Северной Африки, Индокитая, Ливан, участие в попытке посадить на мексиканский престол Максимилиана Габсбурга.
Железная дисциплина, основанная на всевластии офицеров, абсолютное бесправие рядового состава, низкое денежное содержание прикрывались поддерживавшимся вокруг легиона ореолом героики. Обыватели знали только о подвигах, да об особой униформе и белых кепи. Интересно, что в последние годы в составе этого подразделения значительно увеличилось число выходцев из стран Восточной Европы и бывшего СССР. Для многих наемников служба в «Иностранном легионе» и колониальных войсках других держав стала отправной точкой в их дальнейшей профессиональной карьере. Примечательно, что после 1945 года на рынке наемников выше всех котировались русские (как правило, из числа военнопленных, не рискнувших вернуться на родину, и власовцев) и немцы. Достоинство первых составляло пренебрежительное отношение к жизни, а вторых отличала исключительная дисциплинированность.
Двадцатый век внес еще большие коррективы. Спор о достоинствах социализма и капитализма вылился в состязание кондотьеров революции (типичный пример — латышские стрелки) и ландскнехтов контрреволюции (белочешские легионеры). Бескорыстие революционных интернационалистов не совсем соответствовало действительности. Лозунг «кто был ничем, тот станет всем» имел вполне материальное наполнение. Победители получали то, к чему стремились, — высокие должности, «революционные» привилегии, исключительное положение в обществе.