Журнал «Если», 1995 № 08
Шрифт:
Он читал мои мысли; что ж, ведь это Фридландер-Бей! Как ни странно, чем сильнее я запутывался в паутине, тем легче становилось общаться со старым пауком. Например, сейчас, отказываясь от его «предложения», я не трясся от страха перед последствиями.
— О шейх, мы еще даже не обговорили, кто наш враг. Разве без этого можно вычислить наилучший личностный модуль, чтобы он стал орудием мести?
Молчание. В моих ушах, словно удары колокола, отдавалось биение собственного сердца. Папа чуть приподнял брови, потом лоб его разгладился.
— Ты еще раз доказал, племянник, что мой выбор доверенного
— О шейх, начну с того, что укреплю сотрудничество с лейтенантом Оккингом и выужу все данные, собранные полицией. Я знаю кое-что о жертвах, неизвестное Оккингу, и не вижу веских причин делиться с ним этой информацией. Позднее он может получить ее. Затем опрошу наших общих друзей: наверняка отыщутся какие-то «ушки». Итак, первым делом я предлагаю тщательно, применяя научные методы, изучить все имеющиеся факты.
Фридландер-Бей задумчиво кивнул:
— Оккинг располагает сведениями, которых нет у тебя, ты — информацией, которой нет у него. Кто-то должен собрать все воедино, и я предпочитаю, чтобы это был ты, а не наш верный слуга закона. Да, я одобряю твое предложение.
— Те, кто видят тебя, живут в мире, о шейх.
— Пусть дарует тебе Аллах счастливое возвращение из похода.
Я не видел причин делиться с ним своими истинными планами: присмотреться как следует к герру Люцу Сейпрлту. То, что я знал о Никки и ее смерти, придавало делу гораздо более зловещий смысл, чем соглашались признать Папа или Оккинг. У меня еще был модик, найденный в сумочке Никки. Я никому о нем не говорил. Надо определить, что он собой представляет. Молчал я также о кольце и скарабее.
Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы покинуть дом Фридландер-Бея, но я никак не мог найти такси и в конце концов пошел пешком. Такой поворот дела не слишком меня огорчил, потому что всю дорогу я вел мысленный спор с собой. Вот как выглядели позиции «сторон»:
Первый субъект (боится Папы). Что тебе мешает сделать все так, как он хочет? Собери факты, а он пусть сам решает, что предпринять дальше. Смотри, пойдешь по другому пути — все кости переломают! А может, и убьют!
Второй субъект (боится смерти и прочих несчастий). Потому что каждый сделанный шаг неумолимо приближает меня к парочке — парочке, умник! психопатов, которым сто раз наплевать на то, живой я или мертвый. Вообще-то, если хорошенько подумать, любой из них не пожалеет усилий, чтобы всадить мне пулю между глаз или перерезать глотку. Вот почему!
У обоих субъектов имелся богатый арсенал вполне разумных, безупречно логичных доводов. Похоже на воображаемый турнир по теннису: первый — мощным ударом посылает свое умозаключение, словно мячик, через сетку; второй отбивает на сторону соперника, опровергая его. Силы игроков примерно равны, так что обмен ударами может продолжаться вечно… Спустя какое-то время я заскучал и перестал следить за ходом поединка. В конце концов, у меня была возможность стать аль-Сидом, или Хомейни, или другой великой личностью — так в чем же дело?
Почему я до сих пор терзаюсь сомнениями и страхами? Ни одного из тех, кого я знал, не мучили никакие сомнения! Трусом я тоже не был. Сколько еще потребуется копить в себе решимость, чтобы наконец вставить
Я получил ответ этим же вечером. Проходя в ворота, услышал вечерний призыв муэдзина. В городе их голоса звучали почти по-ангельски; но стоит попасть в Будайин, и в них уже слышится упрек… Или у меня разыгралось воображение? Я забрел в ночной бар Чириги и сел у стойки. Ее самой не было видно. За стойкой стояла Джамиля, проработавшая здесь две недели. Она уволилась, когда подстрелили русского, а сейчас, значит, все-таки решила вернуться. Люди у нас часто бегают с места на место: торчат в каком-то клубе, затем их выгоняют или они уходят сами, повздорив из-за пустяка, идут работать еще куда-нибудь и в конце концов, завершая заколдованный круг, возвращаются к истокам своего трудового пути. Джамиля была одной из тех, кто завершает цикл быстрее других.
Если ей удавалось продержаться на одном месте целую неделю, это считалось выдающимся достижением.
— А где Чири? — спросил я.
— Придет в десять. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Бингара и джин со льдом. Джамиля кивнула и повернулась, чтобы приготовить коктейль.
— Ой, — вспомнила она, — тебе звонили. Оставили записку. Сейчас найду.
Я удивился. Кто это мог быть, и откуда он знал, что я зайду сюда сегодня вечером?
Джамиля вернулась с коктейлем и бумажной салфеткой, на которой было нацарапано два слова: «Позвони Оккингу». Я заплатил, и Джамиля молча отошла.
Подходящее начало для новоиспеченного супермена: не, успел освоиться — и сразу таинственное задание! Нет покоя грешной душе… Кажется, это станет моим девизом. Я отцепил телефон, пробормотал код Оккинга и стал ждать ответа.
— Алло, — отозвался он наконец.
— Марид Одран.
— Отлично. В больнице сказали, что ты уже выписан. Я связался с твоей подружкой, но там тебя не было; позвонил в кафе «Солас», где ты обычно сшиваешься, и там тебя не видели. Поэтому я оставил записку в разных местах, где ты бываешь. Жду тебя через полчаса.
— Непременно приду, лейтенант. А где ты? Он продиктовал номер комнаты и адрес отеля, принадлежащего Содружеству Фландрии, расположенного в самом богатом квартале города. Никогда не бывал в этом отеле и даже поблизости от него. Там живет другой сорт людей.
— А что случилось? — спросил я.
— Убийство. Всплыло твое имя.
— Ничего себе! Я знаю убитого?
— Да. Странное дело, как только ты лег в больницу, убийства прекратились.
Ничего необычного уже почти три недели. И вот в день твоей выписки снова началось…
— Ладно, лейтенант, сознаюсь, ты меня поймал! Будь я поумнее, организовал бы парочку убийств, пока отлеживался в больнице, чтобы отвести от себя подозрения.
— Какой ты умник, Одран. Что ж, тем хуже для тебя.
— Ты так и не сказал, кто жертва. — Приезжай быстрее, — поторопил он и предавал разговор.
Я залпом допил коктейль, оставил Джамиле пол-киама чаевых и вышел наружу.
Билла все еще не было на обычном месте. Я сторговался с другим таксистом, и мы помчались к отелю. У дверей номера меня остановил полицейский, стоящий за желтым барьером, огораживающим «место преступления». Я сообщил, что лейтенант Оккинг ждет меня. Узнав мое имя, легавый пропустил меня.