Журнал «Если», 1995 № 08
Шрифт:
— И я все время твержу ему об этом.
— Так почему бы нам не вернуться в отель? Может быть, мы вместе поможем ему расслабиться немного сегодня вечером? Обед, небольшое шоу. Будьте моей гостьей! Я настаиваю.
Она улыбнулась:
— Только позвольте мне…
— Мы должны спешить, — прервал я ее. — Если быстро не доберемся до отеля, Люц поедет домой. Он весьма нервный человек. Тогда придется возвращаться сюда.
Как вы знаете, дорога просто ужасная. Идемте, время не терпит.
—
— Ваш наряд вам очень к лицу, моя дорогая; но если вы так не считаете… то прошу позволения купить вам другой, по вашему выбору, со всеми необходимыми аксессуарами. Люц сделал мне множество подарков. Я с удовольствием отвечу на его щедрость подобным образом. Мы можем отправиться в магазины прямо перед обедом. Я знаю несколько очень изысканных английских, французских и итальянских заведений; уверен, вам понравится. Кстати, вы успеете выбрать вечерний наряд, пока мы с Люцем будем обсуждать наши проблемы. Все прекрасно устроится.
Я вывел ее через парадный вход. Мы зашагали по гравийной дорожке к такси Билла. Открыв заднюю дверцу, я усадил ее в машину, затем обошел вокруг и сел с другой стороны.
— Билл, — обратился я к нему по-арабски, — назад в город. Отель «Палаццо ди Марко Аврелио».
Билл посмотрел на меня с раздражением.
— Знаешь, Марк Аврелий ведь тоже мертв, — сказал он и завел мотор.
Я похолодел, пытаясь сообразить, что значит это «тоже». Потом повернулся к красотке, сидящей рядом.
— Не обращай внимания на водителя, — сказал я ей по-немецки, решив, что сейчас самое время перейти на «ты». — Он безумен, как все американцы. Такова воля Аллаха.
— Ты не позвонил в отель, — сказала она, даря мне нежную улыбку.
Ей понравилась мысль приобрести новый наряд и украшения к нему просто по случаю совместного обеда. Я для нее был психованным арабом, лопающимся от богатства. Такие психованные арабы ей нравились.
— Да, не позвонил. Сделаю это, как только мы доберемся туда.
Она сморщила носик.
— Но если мы уже будем там…
— Ты не понимаешь, — прервал я ее. — Обычно клиенты улаживают подобные дела с портье. Но когда гости особые, — такие как герр Сейполт и я, — следует говорить лично с управляющим.
Ее глаза расширились.
— О!
Я оглянулся на сверкающий свежими красками парк, созданный богатством Сейполта на самой границе с наступающими дюнами. Через пару недель это место станет таким же сухим и мертвым, как сердцевина Великой Пустыни… Я повернулся к своей спутнице и непринужденно улыбнулся. Мы проболтали всю дорогу до города.
16
Добравшись до отеля, я оставил блондиночку в удобном кресле в холле. Ее звали Труди (просто Труди и все, никакой фамилии, заявила она с
Я отправился звонить, но не управляющему, а Оккингу. Он сказал, чтобы я покараулил Труди, пока он будет отрывать от стула свою толстую ленивую задницу.
Из всех училок я оставил только языковую: без нее мы с Труди вообще не сможем понять друг друга. Вот тогда-то мне и пришлось уяснить пункт номер сто пятьдесят четыре из перечня особо важных сведений о спецучилках, которыми одарил меня Папа. «За все приходится платить». Понимаете, на самом деле я знал это; выучил еще много-много лет назад, сидя на коленях у матушки. Просто такие истины почему-то постоянно забываются, и приходится каждый раз открывать их заново.
«Никому никогда ничего не достается даром». Во время визита на виллу Сейполта училки все время держали под контролем мои гормоны. Когда я вернулся, чтобы обыскать рабочий стол немца, я должен был пребывать в полувменяемом состоянии от страха и массы сопутствующих эмоций, зная, что изуродованные трупы, которые я обнаружил, стали таковыми совсем недавно, и ублюдок Хан вполне может еще сшиваться где-то поблизости. А когда Труди неожиданно воскликнула:
«Люц?» — любой нормальный человек получил бы инфаркт.
Так вот, когда я вытащил училки, обнаружилось, что я вовсе не избежал всего этого, а просто отложил удовольствие на некоторое время. И этот момент наступил! Мой мозг и нервы сразу как бы сжались, сплелись в тугой клубок.
Невозможно было отделить одну эмоциональную «нить» от другой: я испытывал дикий, бессмысленный, животный ужас, страстную ненависть к Хану за поистине дьявольский метод, с помощью которого он хотел остаться неуловимым, и за то, что этот подонок заставил меня созерцать плоды своей бесчеловечной жестокости.
Накатила волна страшной усталости и боли в работавших сверх всякой меры мускулах (училка «запрещала» мозгу и телу чувствовать утомление и физическую боль, и в результате я сейчас получил и то, и другое); вдобавок я вдруг осознал, что ужасно голоден и умираю от жажды, а мой мочевой пузырь вот-вот лопнет. В кровь хлынул адреналин, и сердце забилось еще быстрее. Хотя опасность давно миновала, мой организм подготовился к смертельной схватке или к бегству.
В общем, я за несколько мгновений прошел через все, что должен был прочувствовать в течение трех-четырех часов, на тело и мозг обрушился страшный удар, пославший меня в нокаут.