Журнал «Если», 1997 № 08

Фостер Алан Дин

Представление закончилось само собой: у Кервина не хватило дыхания, а у Кипятка онемели пальцы. Кервин опустил флейту, Кипяток сложил лепестки музыкального цветка. Миранда вопросительно посмотрела на обоих.

— В чем дело? Уже устали? — Сама она выглядела свеженькой, как марафонец после месячного отдыха.

— Не совсем так, — отозвался Кервин. — «Смертельно устали» — это будет точнее.

— Давайте! — она прищелкнула пальцами. — Вы отлично играете. — Она закружилась, не обращая внимания на взлетающий

подол.

— Нет, закругляемся. — Кипяток опирался о стену и утирал пот со лба и выбритых висков. — У тебя там что, вечный двигатель?

— Нет. Я как раз вспомнила, что голодна.

Кипяток закинул свой музыкальный инструмент на спину. Тесемка отсутствовала, но инструмент пристал к кожаной куртке, как приклеенный. Возможно, кожа была его любимым материалом. Кипяток наклонился, изучая содержимое туфель.

— Монеты? — спросил его Кервин.

Кипяток пошевелил одну туфлю.

— По-моему, просто мусор.

— Все зависит от того, понравилось ли им.

— Одно из двух: либо это мусор, либо деньги. — Кипяток с прищуром оглядел залитый огнями бульвар. — Есть только один способ в этом разобраться — попытаться их потратить.

Ресторан они нашли не столько по виду, сколько по запаху, поскольку разнообразные надписи на зданиях были для них абсолютной тарабарщиной. Полностью компьютеризованное меню вызвало у них недоумение. К счастью, из динамиков раздавались словесные описания блюд, а крохотные переводчики в наушниках творили чудеса.

В обмен за пару серебристых наперстков и половинку золотистой пружинки ресторан предоставил им три огромных блюда, в которых лежало нечто, похожее на нарезанное мясо омаров с горячими пурпурными овощами. По вкусу это напоминало невероятную смесь клубники и спаржи. Вдобавок они получили гигантский батон хлеба со злаками, дюжину различных соусов, майонезов и джемов и высокие бокалы с напитками, из которых доносился смех всякий раз, когда к поверхности поднимался очередной пузырек, причем казалось, что каждый пузырек смеется по-своему.

Они принялись за чужеземную трапезу с опаской, однако всякие колебания прошли, стоило им отведать блюда. Все было ново и восхитительно вкусно. Кервин сомневался, будет ли им под силу разместить такую гору снеди в своих желудках, однако он не принял во внимание, до Чего у них разгорелся аппетит. Путешествовать, браниться, бегать, делать покупки и танцевать оказалось тяжким трудом.

Наибольшие сомнения вызвали у Кервина мясные ножки, выложенные по одну сторону блюда, ибо они слишком уж походили на конечности четверки инопланетян, занимавших столик неподалеку. Впрочем, Четверка прекрасно видела, что едят земляне, и не высказывала возражений, поэтому Кервин с облегчением решил, что не утоляет голод кем-то из их родни.

Измиру было предложено тоже припасть к этому

рогу изобилия, но он проигнорировал предложение. Приняв форму стула, он изучал происходящее синим глазом, издавая иногда негромкое бессмысленное бормотание.

— Не ест и не спит. — Кервин проглотил очередной кусок. — Интересно, как у него с дыханием.

— Если это машина, то зачем ей дышать? — сказал Кипяток.

Миранда жевала хлеб, намазанный четырьмя джемами. Кусала она понемножку и оставалась девственно-чистой, тогда как Кервин вымазался с ног до головы. Кипяток был ему под стать, но совершенно этим не тяготился.

— У вас вроде как получился отличный дуэт, — сказала Миранда. С ее бутерброда сползало что-то зеленое. Кервин затаил дыхание, однако на сей раз не произошло ничего, противоречащего законам природы: зеленая капля шлепнулась на пол. — Можно подумать, что вы уже играли вместе.

Кервин отвел взгляд и отхлебнул из смешливого бокала.

— Не играли, а так, баловались. Пианино, барабаны, все, что только попадало под руку. Только это было давно.

— Да, — согласился Кипяток, — давным-давно.

— Теперь мы уже этим не занимаемся, — смущенно пояснил Кервин. — Двинулись, так сказать, в разные стороны.

— А жаль! Мне-то все равно, но по телику это видишь сплошь и рядом: рассорившиеся друзья детства и все такое прочее.

Кипяток то ли хохотнул, то ли гавкнул, потом как-то нехорошо ухмыльнулся.

— Друзья детства — красиво сказано. А вообще-то этот придурошный яппи — мой брат.

Кервин угрожающе взглянул на него.

— Кого ты называешь придурком? Посмотри на себя! Тебе самое место среди инопланетян.

Миранда переводила взгляд с одного на другого.

— Нет, серьезно? Вы что, родные братья?

— А что, разве не заметно? Не бросается в глаза?

Она неуверенно свела брови.

— Не слишком.

Кервин пренебрежительно хмыкнул.

— У этого ничтожества были блестящие перспективы. Он мог бы стать юристом, врачом, инженером — об этом просто кричали тесты его способностей. Но потом он спалил себе мозги кошмарной музыкой и стал водить компанию с дикими зверями.

— Познакомьтесь, это я и есть. — Кипяток гордо развалился в кресле. — Я собирался стать юристом, но был спасен.

— Хорошенькое спасение: опять превратился в человекообразного!

Кипяток больше не улыбался.

— Заткнись и помалкивай. Я делаю то, что хочу и когда захочу. Принимайте меня таким, какой я есть. Зато мне не надо влезать в униформу в виде костюма с галстуком, чтобы выглядеть безопасным, как все остальные. Мне не приходится…

— Хватит, мальчики, — прервала спор Миранда. — Мне просто хотелось удостовериться, действительно ли вы родня. К тому же вы расстраиваете Измира.