Журнал «Если», 1998 № 05
Шрифт:
Он поднялся наверх и вошел в спальню.
На кровати сидел старик в монашеском одеянии. Откинутый капюшон обнажал крупную шишковатую голову, львиную гриву седых волос, высокий морщинистый лоб, голубые усталые глаза.
Старик посмотрел на Грега.
— Ты муж моей дочери, — проговорил он.
— А вы кто?
Грег, разумеется, понял, кто перед ним. На самом деле он спрашивал: «Почему?» или «Как такое могло произойти?»
Хранитель Судьбы встал.
— Я потерял дочь и внучку. Ты потерял жену и дочь. У нас общее горе.
—
— Ты вправе меня ненавидеть, — сказал Хранитель. — Но ты ненавидишь меня, пребывая в невежестве, а я предпочел бы, чтобы твоя ненависть была осознанной. Такая ненависть чище.
И Хранитель объяснил.
Его дочери захотелось жить так, как живут люди, и он разрешил ей появиться в этой вселенной. Она вышла замуж и стала заложницей судьбы. Он наблюдал за ее жизнью, охваченный дурными предчувствиями.
Но ее жизнь складывалась удачно. Похоже, Числа ей благоприятствовали. Она играла с ясным умом и гордым сердцем — и процветала.
А затем так глупо пожелала оспорить вынесенное против ее дочери решение. Ей захотелось переиграть незначительное, в сущности, событие.
И она проиграла.
— Я видел, как ей ампутировали пальцы, — сказал старик, и его голос дрогнул при воспоминании о боли. Конечно, он видел подобное и прежде, и расплата зачастую была куда суровее. Но то была его дочь, и ее боль усилилась для него многократно.
— Я был потрясен. Я всегда говорил: «Что есть, то есть», но тогда я утратил веру и увидел иной путь. И твердо решил, что моя дочь никогда больше не пострадает. Для меня она стала выше Чисел. Я согрешил. Стал манипулировать исходом. Отверг Шанс. Отвернулся от Случайности.
— Тогда почему…
— Я стал жаден до удачи. Возгордился. Я хотел защитить свою дочь, избавить ее от боли. Но пошел еще дальше. Уподобившись богу, я завалил ее дарами. И зашел слишком далеко. Похоже, Совет уже некоторое время подозревал меня. А сегодня меня застали в Матрице, когда я подстраивал очередное чудо, твою — как вы это называете? — премию. Как говорят в твоем мире, меня застали на месте преступления.
Грег подался вперед и стиснул плечи старика:
— И они сотворили этот ужас? Убили Холли и Мириам, чтобы наказать тебя?
Старик печально покачал головой:
— В нашем мире не существует такого понятия, как наказание. Даже причины и следствия наказания для нас чужды. Совет лишь прекратил мои махинации. Оборвал долгую цепочку удачных событий. И баланс неотвратимо восстановился.
Старик стряхнул с плеч руки Грега и встал, оказавшись выше его ростом.
— Ты вправе меня ненавидеть. Мой эгоизм породил вакуум, в который ворвалась эта трагедия. Я сам так поступил и отменить последствия не могу. Я мертвец, погубленный гордыней. И продолжаю жить лишь потому, что выбора у меня нет, — проговорил он с вновь обретенным достоинством.
Он проскользнул мимо
— Мне очень жаль, сын мой. Теперь твой мир закрыт для меня, а мой — для тебя. И объединяет нас лишь скорбь. Прощай.
Когда Грег бросился к шкафу, Хранитель уже исчез. Дверь в Свипер-сити сузилась, съежилась до размеров линейки, скользнула на пол и метнулась под кровать. И когда Грег отодвинул кровать, то увидел лишь пыль и старый носок.
— Я хочу подать апелляцию! — завопил он. — У меня есть право на апелляцию!
Но тот, кто мог услышать его вопль, находился очень далеко. Возможно, его вообще не существовало.
На похороны Грег приехал вместе со своими родителями. Их лица были такими же, как у него, — бледными, искаженными горем. Они любили Холли и Мириам. Крохотный гробик дочери казался ему святотатством, призывом к разрушению всего мира.
Грег уволился с работы, снял со счета все сбережения и уехал в Лас-Вегас. Гам он проиграл все деньги с тем равнодушием, что привлекает внимание женщин. Некая дама с улыбкой хищницы поинтересовалась, не хочет ли он заглянуть в ее номер.
— Извините, — ответил Грег, — но я женат.
Поздно ночью он вернулся к себе в номер и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Он не мог заснуть, включил лампу на столике и уставился в потолок. У него раскалывалась голова, а тени на потолке словно расползались, как тараканы. Грег встал, порылся в чемодане, вытащил ярко-красный шар с голограммой поцелуя Холли, снова улегся и положил шар на живот.
— Я поставил все, что у меня было, — пробормотал он. — Я играл по правилам…
Он ждал. И уже решил, что ничего не произойдет.
И тут он увидел дверь. Она выскользнула из-под двери туалета и раскрылась перед ним на полу.
Грег нырнул в нее прямо с кровати и с торжествующим воплем провалился в Свипер-сити.
И теперь он сидел в зале Хранителя Судьбы, готовый к финальной игре. Шансы были 1230227 к 1 против него.
— Грег Хэлли, — произнес Хранитель, — подав апелляцию, ты обязан подчиниться решению Чисел. Если выпавшее, число не совпадет с набранным тобой, ты примешь избранную для тебя судьбу. Если же Случайность примет твою сторону, твоя жена и дочь оживут и станут такими, какими были до катастрофы, а ты получишь право уйти и искать собственную судьбу так, как это принято у твоей расы.
— Отец! — крикнул Грег. — Мое Число 9382.
— Я не твой отец, — возразил Хранитель, — а Число ты должен набрать на панели перед тобой.
— Ты мой тесть. Мы оба любили Холли и Мириам.
— Да, — кивнул Хранитель. — Я скорблю.
— Не ты один.
— А кто же еще?
— Мать Холли.
Хранитель покачал головой:
— Это человеческая аналогия, которая, боюсь, здесь не применима. У Холли нет матери; я ее единственный родитель.