Журнал «Если», 1998 № 09
Шрифт:
Слышно было, как Рыкко лупит по спине и пузу лапами и хвостом. Лупи, лупи, всех моих ос быстро не перебьешь!..
Наконец он их все же перебил. И снова:
— За что?! Шпана!.. Я же вас не трогал, спал себе спокойно! Живодеры!
— Если мы живодеры, то ты… драная живность! — громко ответил я.
— Это тебе за вранье! — сообщил Голован.
— За какое вранье?! Я самое честное «существо-вещество-естество» во Вселенной! Не то что вы!
— А кто пустил дезинформацию про собачью планету! Мы, как дураки, шарили там — и ни шиша! Ни одной самой паршивой
— Сам ты дефи… дезин… дезинтерия вонючая, вот кто! Надо уметь искать! Думаете, прыгнули на сто парсеков и нашли, что хотели? Обрадовались на готовенькое!.. Такую планету надо открыть, бестолочи!
— Как это? — спросил я. Небрежно спросил, чтобы Рыкко не почуял моего интереса.
— «Как это», «как это»! Раскакались на все пространства… Вот если бы Колумб смаху перепрыгнул океан, как лужу, нашел бы он там Америку? Хрен с редькой и коровьи кучи он бы нашел! А он плыл! На кораблях! Он страдал! Потому что открытия бывают лишь в конце трудных путешествий, а не… — Мы услышали, как Рыкко захлопнул пасть. Видно, понял, что сболтнул лишнее.
Откуда-то спланировал Минька, втиснулся между мной и Голованом.
— Не спится. Рыкко разорался чего-то, да и вы тоже…
Я повозился, чтобы Миньке стало посвободнее.
— А-а-а! О-о-о! — Это каким-то образом оказалась подо мной механическая пчела, из тех, что не попали в шар. — Ой-ой-ой! — Так я вопил, пока не догадался сделать укушенное место бесчувственным.
Рыкко в своих пространствах сказал назидательно и высокопарно:
— Всякое коварство чревато возмездием.
И я подумал: будь здесь Кирилка, он бы, наверно, согласился.
Но был Минька. И он вполне одобрил мои действия, когда узнал, что к чему.
И признался со вздохом:
— А я тоже искал ту планету…
— Все, наверно, искали, — сказал Голован.
— Кроме Веранды, — заметил я.
Минька вступился за нее:
— Может, и Веранда искала…
А Голован задумчиво покачал ногами.
— Интересно, откуда эта рептилия знает про Колумба? И… про все остальное.
— Наверно, он подгладывает наши сны, — догадался Минька.
— Я недавно видел во сне телесериал про Колумба. Только не весь, а отрывки. Будто я там, на корабле… — И смутился: опять вырвалось про земное. Но мы не упрекнули Миньку.
— Ну ладно, сон про сериал, это понятно, — согласился Голован. — А кто же видит сны про коровьи лепешки?
Я сказал с досадой:
— Дались тебе лепешки! Он же сказал про путешествие. Это же…
— Про это я тоже думаю, — спокойно согласился Голован. — Сразу тут ничего не придумаешь. Перелетные птицы не годятся, не тот масштаб…
Значит, он тоже читал про мальчишку-принца!
Минька прислонился головой к моему плечу.
— Вов, а иногда кажется, что весь мир вокруг — это черный шар, а звезды — кем-то проткнутые дырки. А через них, снаружи шара, такой яркий свет пробивается лучиками…
— Что? — сказал я. — Да… Ох… — И зажмурился, и уши зажал, чтобы не спугнуть мысль. Вернее, догадку. Может быть, это была догадка
— Что ты охаешь? Опять оса? — недовольно сказал Голован.
— Нет… ох… послушайте! Сумеет кто-нибудь придумать, чтобы получилось, как сказал Минька? Небо — черный шар, а мы внутри него. Звезды — проколы в шаре, а за ними — свет…
Голован считал неприличным удивляться. Поэтому отозвался спокойно:
— Вообще-то дело сложное. В масштабе Вселенной… Ардональд, наверно, сможет. Такой шар — это ведь сфера. А Доня — он тоже всегда в сферах. Правда, в музыкальных, но это уже детали.
И мы помчались к Доне. Голован ни о чем не расспрашивал. Он понял: у меня какая-то идея и лишними вопросами можно ее спугнуть. А Минька ничего не понимал, конечно. Он просто во всем доверял мне и Головану.
3
Мы собирались бесцеремонно растолкать нашего музыканта, но тот не спал. Он сидел на скамейке со спинкой-лирой над шахматной доской. Шахматы были особенные. От обычных они отличались не только тем, что фигуры сами двигались по приказу игроков. Там среди белых и черных пешек было по одной особенной. Назывались «пройдохи». Во время игры они старались незаметно занять наиболее выгодное место, пролезть вперед. Заметит противник — тогда иди обратно. Не заметит вовремя — так ему и надо…
Доня решал какую-то хитрую шахматную задачу. Так, по крайней мере, казалось со стороны. Он сосредоточенно смотрел на доску. Как всегда, аккуратный, в белом своем «концертном» наряде, галстук-бабочка, прическа с пробором.
Мы зависли у него за спиной.
Голован тоже был знатоком шахматной игры. Он секунд пять глядел на доску и возмутился:
— Куда ты смотришь! Черная «пройдоха» вот-вот проберется в ферзи!
— А? — Доня будто очнулся. И я вдруг почувствовал: он вовсе не решал задачу. Он думал о чем-то таком. Как я недавно. Впрочем, глаза у него были сухие.
— Извините, я не сразу вас заметил, — наконец сказал он.
— Летим на мост, — сказал Голован.
— А? Да, пожалуйста… А в чем, собственно, дело?
— Там узнаешь, — пообещал я.
Мы опять уселись на перилах. И я объявил Доне, какую задачу он должен решить сейчас. Это покруче всяких там гамбитов и эндшпилей.
Доня взялся за подбородок. Несолидно покачал ногами в белых отглаженных штанинах и белых же башмаках.
— Понимаете… чтобы сделать это, надо знать кое-что заранее.
— Что? — недовольно сказал я. Потому что и сам почти ничего не знал. Только чувствовал. Называется «интуиция».
— Если окружающая нас небесная сфера превратится в твердую оболочку, — начал дотошный Ардональд, — а звезды, соответственно, станут отверстиями, пропускающими внешний свет, то… надо знать: что это за свет? Ты знаешь, Володя?
Я, разумеется, понятия не имел. И засопел от досады. Хотел буркнуть: «Не все ли равно», однако ясно было — Доню это не устроит.
Меня выручил Минька! (Вот и говорите потом, что у человека нет фантазии!)