Журнал «Если», 1998 № 09
Шрифт:
— Нет… — покряхтывая, заговорил гладко выбритый. — Здесь я с вами решительно не согласен… Трудоголики наносят обществу гораздо больший вред, чем наркоманы. Если наркоманы даже в какой-то степени положительно влияют на товарооборот, то трудоголики в прямом смысле подрывают экономику страны. В мировом сообществе государств давно уже сложилась система разделения обязанностей. Мы разрешаем Западу добывать наше сырье, а Запад предоставляет нам товары и кредиты. Если же мы начнем что-то производить сами, хотя бы даже для внутреннего рынка, то равновесие неминуемо нарушится…
— То
— С медицинской точки зрения — да, — вынужден был признать гладко выбритый. — С медицинской точки зрения все они наносят одинаково непоправимый вред своему здоровью. Но я повторяю: речь идет еще и о здоровье социума в целом. Простите, но как-то даже нелепо сравнивать общественно полезный бизнес и самую черную созидаловку!
— Однако созидалы, как их называют, тоже ведь приносят определенную прибыль, разве не так? — не отставала въедливая ведущая. — В конце концов, они покупают инструменты, материалы…
— Это мнимая прибыль! — вскинулся гладко выбритый. — Алкоголик, допустим, купил бутылку — выпил. А этот купит молоток и тут же сколотит десяток табуреток. Причем семь из них — на продажу.
Руслан прожевал последний кусок бутерброда и собрался уже погасить «ящик» вовсе, но тут в дверь позвонили. Сердце екнуло. Слава Богу, что хоть в тайник с инструментами не полез… Руслан оставил телевизор включенным и пошел открывать.
На пороге стоял друг и учитель Колька. Смотрел он, как всегда, исподлобья и, вообще, вид имел самый угрюмый. Светлый ношеный костюм, в руке — банка «Хольстена». Впрочем, Руслан готов был поспорить, что в банке этой содержится отнюдь не пиво, а, скажем, нитрокраска или что-нибудь в этом роде. Хотя с виду банка целенькая, невскрытая. И запаха не чувствуется.
— Привет, — насупившись, бросил Колька. — Мне тут шепнули: замели тебя вчера. Правда, что ли?
— Правда, — со вздохом отвечал Руслан. — Заходи, чайку попьем.
Гость ругнулся шепотом и, покручивая головой, переступил порог. Пока он разувался, Руслан заглянул на кухню, поставил чайник. Затем оба проследовали в комнату, где взахлеб бормотал телевизор.
— Вот вы говорите: наносится ущерб, — продолжала вредничать ведущая. — А так ли уж он велик? Ну, три процента, ну от силы пять… И потом — разве могут изделия, производимые психически неуравновешенными людьми, одиночками, конкурировать с продукцией известнейших западных фирм?..
— А вы представляете, сколько это будет в денежном выражении — пять процентов? — осерчал гладко выбритый. — Это очень много! Это недопустимо много! Что же касается конкуренции… — Рыло насупилось. — Тут еще вот какой нюанс: часто самопальную продукцию покупают не за качество и не за красоту, а как бы в пику закону. Процветает тайная торговля так называемыми трудо-фильмами, откровенно смакующими процесс работы. Пиратски тиражируются и, что самое печальное, пользуются спросом запрещенные Минздравом старые ленты тоталитарных времен…
— Туши агитку! —
Руслан послушно выключил телевизор и стал рассказывать. Колька слушал и свирепо гримасничал.
— Короче! — прервал он, уперев крепкий указательный палец в грудь хозяину. — Ты в наркологии что-нибудь подписывал? Ну, бумагу там какую-нибудь…
— Да нет, — печально отозвался Руслан. — Вот только счет дали. Надо зайти оплатить… Мне тут завтра в девять процедуру назначили.
— И не вздумай даже! — взвыл Колька, выхватывая у него из рук заполненный Леночкой бланк. — Не ходи и не плати! Совсем с ума стряхнулся? Заплатишь разок — они ж потом с тебя не слезут, так и будут деньги тянуть!
— А если не явлюсь — в клинику положат, — сдавленно сообщил Руслан.
Устрашающе сопя, Колька изучал документ. Наконец фыркнул и пренебрежительно швырнул бумагу на стол.
— А вот заклепку им в скважину! — торжествующе объявил он.
— Деньги — только через суд, понял? И запомни: без твоего согласия никто тебя на лечение не отправит. Ты знаешь вообще, что там за лечение? Сунут в палату на месяц — и лежи сачкуй. Ни лекарств, ничего. А сдерут — как за гостиницу!
Он поставил банку на стол и хищно оглядел углы, явно проверяя, не завалялась ли где оставленная по оплошности стружка или какая другая улика.
— И гвоздодер изъяли, — в полном расстройстве пожаловался Руслан. — Главное, хороший гвоздодер… Теперь, наверное, уничтожат…
— Ага, уничтожат! — сатанински всхохотнул Колька. — Как это ты гвоздодер уничтожишь? Либо налево толкнут, либо сами будут пользоваться.
— Менты?!
— А что ты думаешь? У них там в подвале и столярка, и слесарка, все, что хочешь! Нас гоняют, а сами… У меня вон друг один в ментовке служит. Зашел к нему однажды в отделение, а тут как раз мужика задержали — с трехлитровой банкой олифы. Понятное дело, штрафанули, а мент, слышь, берет олифу и у всех на глазах выливает в раковину. Мужик аж чуть не заплакал…
— Скоты! — Руслан скрипнул зубами.
— Ты слушай дальше! — заорал Колька. — Остались мы с ним вдвоем, ну, с ментом этим. Открывает он дверки под раковиной, а там вместо трубы ведро стоит, ты понял? Он в ведро, оказывается, олифу слил! А ты говоришь: гвоздодер… Кстати, о гвоздодере, — спохватился он вдруг. — С соседями у тебя как? Тихо-мирно?
— А при чем тут соседи?
Колька сочувственно покосился на Руслана, прицыкнул зубом, покачал головой.
— Да-а… Учить тебя еще и учить. А ну-ка, показывай, где инструмент держишь!
Пожав плечами, Руслан провел Кольку в коридорчик и там не без тайной гордости предъявил фальшивую заднюю стенку кладовки, за которой скрывался инструментарий.
— Угу… — одобрительно промычал Колька, поглаживая кусачки, тисочки и прочее. — А вот молоток — на фиг! И на будущее: никаких гвоздей! Только шурупы! Буравчик — штука бесшумная, отвертка — тоже. Вот попомни мои слова: будешь молотком громыхать — обязательно найдется какая-нибудь паскуда по соседству и звякнет в наркологию по телефону доверия! Знаешь, как у них фискальная служба поставлена? А ты теперь на учете.