Журнал «Если», 1998 № 11-12
Шрифт:
— А почему вы в этом настолько уверены? Откуда вам знать — вдруг оно заползло в носоглотку, а оттуда еще выше — в носовую пазуху?
— Никаких последствий я не испытывал.
— А бывают у вас приступы мигрени?
— Конечно, но это не значит…
— Проникновение носовертки может стать фатальным. Это существо — кстати, чрезвычайно маленькое — способно преодолеть мозговой барьер, пробраться в полость черепа и сильно повредить мозг. На это могут уйти годы, но результат всегда один — смерть.
— Чушь!
— О, вы так полагаете?
Он положил трубку, и на сей раз я не стал перезванивать.
Настоящий псих, решил я.
Так я полагал до пятницы, когда шел через университетский городок и заметил грузную фигуру бредущего мне навстречу Джона Бракнера.
— Фред! Ну как, звонил Сондергарду?
— Да.
— И он тебе помог?
— Очень. Он сказал мне, что у меня поселился метлочервь.
Джон хихикнул.
И тут я согнулся пополам, зажав руками нос и отчаянно пытаясь достать нечто щекочущее и жужжащее, залетевшее в левую ноздрю.
Мгновенно сориентировавшись, я выхватил из кармана комок мятых бумажных салфеток (так уж совпало, что утром меня одолел приступ чихания из-за аллергии на домашнюю пыль и некоторые виды пыльцы), прижал его к носу и сильно высморкался. Очень сильно. Наверное, такой звук издает охваченный любовным томлением гусь.
— Что? — спросил Джон, попятившись. — Опять аллергия?
Я не ответил. Мне показалось, я что-то поймал — между большим и указательным пальцами что-то шевелилось. Нечто маленькое, но твердое. Я затолкал его в комок салфеток и изо всех сил сжал, стараясь раздавить. Бракнер смущенно наблюдал за этими манипуляциями.
Я посмотрел на него и робко улыбнулся.
— Извини. Какое-то дурацкое насекомое залетело мне в нос.
— Фу-у… ненавижу, когда такое случается.
Меня внезапно охватило острое смущение. Стою, как дурак, сморкаюсь на людях и сжимаю в кулаке некий неупоминаемый продукт носоглотки. Надеясь, что наглый поганец действительно мертв, я сунул комок влажных салфеток в карман.
Из носа потекла кровь.
Избавлю вас от новых неприятных описаний. Достаточно сказать, что я торопливо попрощался и пошел домой. Смущение быстро сменилось любопытством — так что же лежит у меня в кармане внутри комка салфеток?
Войдя к себе в квартиру, я сразу прошел в столовую, взял деревянную салатницу и накрыл ею комок салфеток на столе. Затем отыскал лупу, доставшуюся мне в комплекте с компактным изданием Оксфордского словаря, и прихватил из ванной пинцет. После чего уселся, осторожно поднял салатницу и начал тщательные изыскания среди влажных окровавленных салфеток.
Работа была не из приятных, но мои усилия оказались вознаграждены. Вот она — зажатая пинцетом крошечная черная и твердая точка. Я осторожно поднес к ней лупу. Господи, это и в самом деле какое-то насекомое. К счастью, мертвое…
Еще через пять минут я уже шел к профессору Сондергарду. Останки не-знаю-чего надежно
Дом Сондергарда оказался замком. Не настоящим, разумеется, а одним из тех псевдоготических чудовищ, к которым испытывали непонятную слабость некоторые архитекторы прошлого века. Там были и башенки, и аркбутаны, и все, что полагается. Подходящее жилище для эксцентрика.
Я нажал кнопку звонка и услышал внутри звук, напоминающий гонг. Терпеливо ожидая, я задрал голову и стал наблюдать за кружащими над домом воронами. Порывы ветра встряхивали сикоморы в боковом дворе, от чего их сухие ветви шуршали и потрескивали. Кинематографически вся сцена быстро смещалась от Бергмана к Корману.
Через некоторое время дверь открылась, и я увидел Сондергарда — высокого, худощавого и седого. Он смотрел на меня через толстые линзы очков.
— Полагаю, доктор Мэллори?
— Как вы догадались?
— Я предполагал, что вы рано или поздно объявитесь. Заходите, если есть необходимость. А она, я полагаю, действительно есть.
Я вошел. Прихожую тускло освещали окошки под потолком, забранные грязноватыми стеклами. Хозяин провел меня через полумрак в гостиную в стиле Эдуарда какого-то.
— Добро пожаловать с замок Сондергард, — сказал он, указывая на резное кресло из розового дерева. Выглядело оно удобным, и я уселся.
Отклонив предложение выпить, я приступил к делу.
— У меня есть нечто. Я его поймал. И хочу, чтобы вы на него взглянули.
— Понятно. И что это?
— Хочу, чтобы вы сами мне это сказали.
— Хорошо. Пройдем в мою лабораторию.
В жизни не представлял, что мне кто-то скажет: «Пройдем в мою лабораторию». Но ведь сказали же.
И я вошел следом за Сондергардом в его лабораторию, которая оказалась не таким уж и страшным местом. Зато о доме я подобное сказать не могу, потому что по дороге успел заметить, что он служит заодно и музеем. Повсюду в ящиках и витринах из дерева и стекла были выставлены насекомые. Витрины стояли вдоль стен, а ящики громоздились на мебели. Под стеклом, пришпиленные булавками и снабженные ярлычками, располагались бесчисленные насекомые: бабочки, мотыльки, жуки, комары, кузнечики, пчелы, осы, саранча и многое другое.
В лаборатории я увидел очередные ящики с насекомыми, несколько чучел каких-то мохнатых животных (я так и не смог их идентифицировать) и длинный стол с обычным лабораторным оборудованием — бунзеновская горелка, несколько колб и парочка реторт. На столике у окна стоял старинный микроскоп.
— Итак, друг мой, показывайте, что у вас там.
Я протянул бутылочку:
Профессор поднял склянку к свету и заглянул внутрь, но ничего, разумеется, не разглядел и уселся за столик. Он взял стеклянную пластинку, положил ее на столик и осторожно перевернул сосуд. На стеклышко упала черная точка. Профессор капнул на нее из пипетки прозрачной жидкостью.