Журнал «Если», 1999 № 03

Булычев Кир

Рыкко грозил с палубы кулачищами. Голос его перекатывался над Флягой Морского Бродяги:

— Погодите, жабье семя! Мы еще увидимся! Еще повстречаемся! Я еще нажарю шашлыков из лягушатины!..

Мы не отвечали.

Корабль, чуть не зацепив днищем берег бухты, стал уходить в небо. Вот он уже просто черное пятнышко в синеве среди облаков. Просто капля чернил… Точка… Нет ничего…

4

Мы стояли на берегу и смотрели в небо. Лишь Коптилка сидел, обхватив колени и уткнувшись в них лбом. И мы

услышали всхлипы. И один за другим увидели, как голая Коптилкина спина с острыми позвонками вздрагивает.

Кирилка сразу спросил:

— Ты что, Валерик?

Коптилка не стал сердито дергать плечами и говорить «ничо». Слишком большая была беда. Он всхлипнул громче:

— Алик-то… Он же там…

Ой… Ой-ей-ей… Как мы могли забыть про жирафенка! Теперь он был под водой, на затопленном корабле.

Коптилка выговорил сквозь слезы:

— Хотел ведь сперва взять с собой… А потом подумал: зачем таскать на незнакомую планету… Дурак такой… Теперь не достать…

Потом он вскочил.

— А может, достану! Каюта под верхней палубой, поднырну…

Он сделал шаг к воде. Рядом оказалась Веранда.

— Стой ты, водолаз!.. — Ухватила его за плечо. — Это вам не бассейн на Большой Дыне, а море. — И опять сбросила сумку и платье. — Сидите здесь и не вздумайте меня спасать! Без вас управлюсь…

Не успели мы мигнуть, а она уже в двадцати метрах от берега. И стилем брасс — к кораблю. Не хуже, чем Рыкко!

— К шлюпке! — скомандовал Голован.

Только тут мы вспомнили: у нас же шлюпка! Даже две! Наша и та, что осталась от Рыкко. Пиратская была ближе. Мы попрыгали в нее, и она тут же замахала веслами. Видать, была запрограммирована.

Но как шлюпка ни старалась, догнать Веранду не могла. Когда мы причалили к обломку грот-мачты, никого у корабля не оказалось. Ни на поверхности, ни в глубине. Вода была совершенно прозрачная, только не синяя, как в отдалении, а зеленая. И желтые доски палубы в ней казались тоже зелеными. По ним пробегала светлая рябь. Над ними проносились рыбешки и качались медузы, похожие на большие прозрачные пуговицы.

А Веранда где? Ни слуха ни духа. Ни всплеска…

— Ясное дело, — глухо сказал Голован. Снял берет и начал стаскивать свою матросскую форму.

Я, глядя на него, тоже.

— А ты сиди. На шлюпке должен остаться командир.

Я хотел заспорить, но тут забеспокоился Мухтар. Вскочил на кормовую банку и давай тявкать! И не зря! Из-за толстого основания бизани хладнокровно выплыла Веранда. Одной рукой гребла — небрежно так, лениво, — а другой волокла по воде за шею полосатого жирафа Алика.

Мы запрыгали, заорали «ура», чуть не опрокинули шлюпку (она испуганно замахала веслами). Веранда сказала из воды:

— Чем голосить, как ненормальные, помогли бы забраться.

Но пока мы бестолково протягивали руки, забралась в шлюпку сама. Закинула Алика и рывком перебросила через борт себя. Села и стала молча расплетать похожие на веревки косы.

Коптилка прижал Алика к ребристой груди и животу. Из жирафа побежала вода. (Ох и тяжелый будет, пока не высохнет! Ведь внутри вата.)

— К

берегу! — скомандовал я шлюпке тоном, не терпящим возражений. И та помчалась так, что весла выгибались и визжали в уключинах.

Приехали…

Собаки ждали нас. Смотрели вежливо-любопытными глазами. Только тут мы вспомнили, что даже не поблагодарили их. И кинулись обнимать и целовать наших спасителей! Всех без разбора! И они сразу же развеселились, начали носиться между нами. Лай, смех, дым (то есть песок) коромыслом! А щенята — те вообще будто с ума посходили. Кувыркались через голову, а некоторые даже ухитрялись ходить на передних лапах. И Мухтар…

Потом все мы (кроме Веранды, конечно, которая расчесывала волосы большущим гребнем) устроили хоровод.

Аккабалды, Рыкко-бяки Нам сегодня не страшны! Некусачие собаки С них содрали все штаны,

сочинил Коптилка (он плясал, не выпуская из рук мокрого Алика). Мы подхватили песню и не глядели на Веранду, которая пфыкала.

Пусть пфыкает, мы все равно были ей благодарны за жирафа.

Низкое солнце сделалось оранжевым и очень быстро скатилось за дальний мыс. Проклюнулись звезды.

Собаки начали откровенно зевать и укладываться на камнях. Мы улеглись между ними под открытым небом. Не сразу, но сумели придумать себе войлочные подстилки, чтобы камни не врезались в бока. А головы мы положили прямо на собак. Добрые собаки не возражали. Кажется, были даже довольны.

Я лежал затылком на моей знакомой рыжей дворняге. В ней ровно стучало живое сердце.

Звезды над нами светили все ярче. Они были не такие, как в пространствах. Переливчатые. Потому что над планетой струился теплый воздух.

— Ох, что-то есть хочется, — сказал в сумраке Минька.

— И мне, — отозвался Локки. — Странное ц-дело…

Тогда и я почувствовал: хорошо бы перекусить. И правда «странное ц-дело». На астероидах мы никогда не хотели есть (тот случай с капустными пельменями был исключением). Мы могли вызвать в себе голод специально и порадоваться придуманным лакомствам, но чтобы он пришел сам собой — такого почти не бывало…

Оказалось, что и остальные проголодались. Ну и новости!

— Я могу сделать вареники с вишнями, — напомнила Аленка.

— Помните, как тогда… Только не так быстро, по одному…

— Ох, давай, — простонал Коптилка. — А то пуп к спине приклеился.

И Аленка принялась лепить из воздуха вареники. Мы брали их, обмазанные сметаной, прямо в ладони. Сперва каждый получил по одному, потом еще, еще. Такие восхитительные…

— Надо же и собак угостить, — напомнил Кирилка. И мы стали угощать. Собаки вежливо глотали вареники, но добавки не просили. Наверно, придуманное угощение было для них все равно что воздух.