Журнал «Если», 2001 № 7
Шрифт:
— Ну чего, заглянешь к нам в лабораторию? Там небось уже накрыли и откупорили — по случаю славной годовщины.
— А давай! Есть повод…
В лаборатории все было, как водится: лабораторный стол, застеленный фильтровалкой, винегрет в круглых кристаллизаторах и клю-квовка-«Несмеяновка», разливаемая из бутыли для дистиллята в химические мерные стаканчики. Благородное дворянство вполголоса беседовало:
— …Какой эксперимент закладывать, голубь?! Забыл, что мы завтра всем сектором отбываем на три дня?.. На родимой Сетуньской овощебазе картошечка в овощегноилищах уже перешла в жидкое агрегатное состояние — пора фильтровать, а как тут без биохимиков?..
— В Штатах говорят: «Неизбежны только смерть и налоги», а у нас — смерть
— …Вот-вот — якобы анекдот: «Некоторые злопыхатели утверждают, будто советская наука отстала от американской на двадцать лет. Это, товарищи, неправда. Она отстала навсегда…»
— Да уж, не знаю, как там всякая ядрена-физика, но в биотехнологиях-то мы точно отстали навсегда: своих реактивов должной чистоты нет, что называется, по определению, работать на привозных — это изначально повторять зады за американами… ну а теперь, после эмбарго, вообще полный привет — впору специальность менять. Виктор… Сергеич, — не путаю? — вам там у себя, часом, безработный дэ-бэ-эн не требуется?
— Ближе к лету, — хмыкнул Виктор. — Коллектором на Тянь-Шань. Сто десять, плюс высокогорные, плюс природно-очаговые — там чума. Идет?
Да-а, размышлял он, подставляя мерный стаканчик, да, ребята попали… Это нам хорошо — нужны голова и руки плюс старый добрый цейссовский микроскоп… ну, еще деньги на вертолетные заброски. А они ведь, и вправду, посажены на иглу с импортным оборудованием и реактивами, без этого хоть лоб разбей и наизнанку вывернись — нормального результата не добьешься. Первый раз их тряхнуло в 86-м, после Пешаварского кризиса, но тогда эмбарго было частичное, да и со временем приспособились закупать кое-что через третьи страны. А вот с 90-го, когда ввели в войска в Польшу (на пару с ГДР-овскими немцами; это ж надо было додуматься, а?) и весь мир сказал нам дружное и громкое «п-фэ!..» — настал полный даун: большая-пребольшая Северная Корея «с опорой на собственные силы»… Вон Поль говорит: все их супертематики — это уровень студенческих работ в Штатах или во Франции.
— …Мало того, что у них там чуть не у каждого собственная ЭВМ прямо на столе, так они теперь все эти ЭВМ объединили меж собой в единую систему, — азартно заливал какой-то вьюнош. — Представляете: сидишь ты, скажем, в Париже и напрямую переписываешься с другом в Лондоне, ну, получается вроде как телеграмма, только не выходя из дому…
— Да ну, Алеша, — отмахнулся изящный джентльмен в эспаньолке, смахивающий на Арамиса, — легенды это… Атлантида, летающие тарелки… теперь вот — единая сеть ЭВМ, соединяющая каждого с каждым. Ты просто вдумайся: нужно строить отдельную кабельную сеть — и чего ради? Чтоб твой парижский лентяй мог телеграммы посылать, не выходя из дому? Абсурд…
— Так они прямо по телефонной сети!..
Тут Арамис от души захохотал, по-птичьи запрокидывая голову:
— Ой, уморил… Алеша, голубчик, это ж анекдот, во-от с такой бородищей! Про мужика, у которого холодильник всегда от продуктов ломился; ну, приходят к нему товарищи из органов: откуда, мол. «А я, — отвечает, — приноровился его вместо розетки в радиоточку включать»…
— Да нет, точно через телефон! Можно еще любую книгу заказать из Библиотеки Конгресса — ну, не саму, понятно, а ксерокопию…
— И это, Алеша, тоже анекдот — времен Московской Олимпиады-80: мы, видишь ли, тогда на весь мир пыжились, пытались показать, будто у нас тоже все, как у людей… Так вот, «Армянское радио спрашивают: правда ли, что во время Олимпиады можно будет заказать продукты прямо по телефону? Армянское радио отвечает: да, правда; и получить их прямо по телевизору»…
По этой части Виктор с Арамисом был решительно не согласен, но спорить не хватило настроения. Судя по всему, у них там, на Западе, именно в области ЭВМ произошел крупный прорыв — он чувствовал это хотя бы по тому,
А все потому, что западное эмбарго на ЭВМ встретило трогательное понимание Степаниды Власьевны. Это дураки думают, будто ЭВМ нужны для расчетов и хранения информации; умные же, государственно мыслящие люди сразу поняли, что это — злоехидная пишущая машинка, способная в святую предпраздничную ночь родить из своих электронных мозгов тысячу листовок: «Андропов — козел!» и «Свободу Польше»… А уж когда выяснилось, что все собрание сочинений Солженицына умещается на магнитном носителе размером с пачку «Примы», а дальше его можно копировать одним нажатием пальца — у государственных людей вообще корчи сделались. То ли дело сейчас: перед праздником снес пишущие машинки со всего института в опечатанное помещение — и порядок, инструкцию с тридцатых годов не меняли…
Впрочем, одно применение личным ЭВМ в Союзе все же нашлось. Теперь среди высшей номенклатуры вошло в моду иметь в доме наряду с прочими атрибутами вседозволенности еще и новенькие, добытые за границей по линии ПГУ «Макинтоши», а их чада и домочадцы предавались суперэлитарному, не доступному никому из смердов развлечению — «электронным играм»; тем самым, что вышеозначенные гладкомордые международники, гневно супя брови, именовали не иначе как «новейший электронный наркотик, созданный американскими наследниками нацистского доктора Хасса для оболванивания трудящихся масс».
Виктор электронную игру видел однажды в жизни, и никакого впечатления она на него не произвела — игра в солдатики, только не в настоящие, а нарисованные, вроде мультфильма. Что интересного в этом занятии могут находить люди, вышедшие из дошкольного возраста, он решительно не понимал. Отдельную пикантность ситуации придавало то обстоятельство, что в этих американских игрушках крошили в капусту именно Советскую армию, так что магнитные носители с этими играми быстренько приравняли к «киноматериалам антисоветского содержания» (3 года — хранение, 7 лет — демонстрация); а поскольку играла в эти игрушки исключительно советская элита, ситуация складывалась вполне сюрреалистическая.
…Они оказались рядышком при одной из последовательных ротаций народа за столом — кто курить, кто звонить. Аспирантку звали Алиса, она была ослепительно рыжеволоса, трогательно веснушчата и изумительно зеленоглаза. Красивой ее назвать было трудно, однако Виктор давно уже вышел из того возраста, когда девушек оценивают по степени безупречности профиля и длине ног.
Она закончила ту же физматшколу, что некогда заканчивал он — и это давало повод обменяться ностальгическими историями типа «А вот в наше время…»; всерьез занималась горным туризмом — что позволяло со знанием дела обсудить с ней «способы заточки мечей», практикуемые на сыртах Тянь-Шаня и в гольцах Верхоянского хребта; словом, увести беседу в область галантной и занимательной светской болтовни проблемы не составляло — только это было очевидным образом не нужно ни ему, ни ей. Ибо он вдруг почувствовал с ошеломляющей ясностью, что впервые с той поры, как… ладно… так вот — он наконец встретил человека, с которым ему было бы очень хорошо молчать. Дуэтом.