Журнал «Если», 2001 № 7
Шрифт:
— Почему же тогда вы не дружите с нами? Мы кажемся вам детьми? Младенцами, не способными понять глубину вашей утраты?
Маргит резко мотнула головой:
— Я не хочу, чтобы вы поняли. Подобные мне люди — язва для этого мира, его отрава. — Она улыбнулась, заметив боль на лице Джамиля. — Не во всем, что мы говорим или делаем, не каждое наше прикосновение отравлено. Я вовсе не хочу сказать, что мы нечисты в некоем таинственном, мифологическом смысле. Оставив гетто, я обещала себе, что не стану брать
— Сегодня ты нарушила свой обет, — ровным голосом сказал Джамиль. — И молния не поразила никого из нас двоих.
— Да, — она взяла его за руку. — Но я напрасно рассказала тебе все это, и мне придется набраться сил, чтобы в дальнейшем сохранять молчание. Я стою на границе между двумя мирами, Джамиль. Я помню о смерти и никогда не забуду ее. Но теперь я обязана охранять эту границу. Не позволять этому знанию вторгнуться в ваш мир.
— Мы не столь уж ранимы, как тебе кажется, — возразил он. — Кое-что об утрате известно каждому из нас.
Маргит скупо качнула головой:
— Твой друг Чусок растворился в толпе. Так это обстоит теперь, так вы пытаетесь вырваться из джунглей бесконечно растущих связей. Или избавиться от распадения на отдельные труппы масок-персонажей, вечно твердящих одни и те же строчки. У вас бывают свои, малые смерти, и я говорю это не для того, чтобы унизить тебя. Но я видала и те, и другие. И признаюсь тебе — это не одно и то же.
В последующие недели Джамиль полностью восстановил привычную в Ноезере жизнь. Пять дней из семи посвящались строгой красоте математики. Остальные были отданы друзьям.
Они по-прежнему играли в квантбол, и команда Маргит всякий раз побеждала. Впрочем, в шестой игре команде Джамиля удалось забить гол. Они проиграли всего только один — три.
Каждую ночь Джамиль терзался вопросом. А чем, собственно, он обязан Маргит? Вечной верностью, вечным молчанием, вечным повиновением? Она не потребовала от него клятвы. Она вообще не требовала никаких обещаний. Однако он понимал: Маргит верит в то, что он исполнит ее желания. Так какое же было у него право поступить иначе?
Через восемь недель после проведенной с Маргит ночи Джамиль оказался с глазу на глаз с Пенни в одной из комнат Джореси. Они беседовали о прошлых днях. Речь шла о Чусоке.
Джамиль отметил:
— Маргит потеряла очень близкого человека.
Деловито кивнув, Пенни свернулась поуютнее на кушетке, приготовившись воспринять каждое слово.
— Но не так, как мы потеряли Чусока. Не так, как ты думаешь.
Джамиль пробовал и на других. Уверенность его прибывала и
убывала. Он заглянул в прежний мир, но не мог измерить глубины, присущие его обитателям. Что, если Маргит увидит в его поступке худшее, чем предательство —
Однако он не мог оставаться в покое, позволяя ей терпеть эту неотступную муку.
Сложнее всего было с Езкиелем. Перед разговором с ним Джамиль провел бессонную и полную терзаний ночь, не зная, не станет ли он губителем душ, воплощением всего того, с чем, по ее мнению, боролась Маргит.
Езкиель не сдерживал слез, только он не был ребенком. Он прожил дольше, чем Джамиль, и в душе его было больше стали, чем у всех остальных.
— Я догадывался об этом. Я догадывался о том, что в ее жизни были скверные времена. Но так и не посмел спросить ее об этом.
Три доли вероятности соединились, слились в площадку, превратившуюся в столб света.
Арбитр отметил:
— Пятьдесят пять и девять десятых.
Это был самый впечатляющий гол Маргит.
С радостным криком Езкиель бросился к ней. Обхватив ее руками, он забросил Маргит к себе на плечо, а она смеялась. Потом подошел Джамиль, и они соорудили из скрещенных рук подобие трона. Нахмурившись, она сказала:
— Тебе радоваться нечему, ты же из проигравшей команды.
С приветственными криками их окружили остальные игроки, и все направились вниз, к реке. Нервно оглядевшись, Маргит спросила:
— Что это? Мы же еще не завершили матч?
Пенни сказала:
— Сегодня мы решили закончить игру пораньше. Считай это приглашением. Мы хотим, чтобы ты поговорила с нами. Мы хотим узнать все о твоей жизни.
Сдержанность Маргит начала рушиться. Она стиснула плечо Джамиля. Тот шепнул:
— Скажи только слово, и мы опустим тебя на землю.
Маргит не стала шептать; жалким голосом она выкрикнула:
— Что вам еще нужно от меня? Я выиграла для вас этот матч! Чего еще вам от меня нужно?
Джамиль помертвел. Остановившись, он приготовился к тому, чтобы спустить ее на землю, приготовился отступить, но Езкиель остановил его руку.
Обращаясь к Маргит, Езкиель сказал:
— Мы хотим охранять твои границы. Мы хотим быть рядом с тобой.
Кристи добавила:
— Мы не можем испытать пережитое тобой, но мы хотим понять тебя. Настолько, насколько сумеем.
Заговорила Джореси, потом Йанн, Наркиза, Мария, Халида. Плачущая Маргит смортела на них в смятении.
Джамиль сгорал от стыда. Он похитил ее, он унизил ее. Теперь она оставит Ноезер, убежит в новое изгнание, еще более одинокое, чем прежде.
Когда высказались все, воцарилось молчание. Маргит трясло на своем троне.
Джамиль уставился в землю. Он не мог уже поправить сделанное:
— Теперь ты знаешь наши желания. Не сообщишь ли нам свои?
— Отпустите меня.