Журнал «Если», 2002 № 09
Шрифт:
Мне удалось сделать только несколько штрихов. Внезапно страшная, обжигающая боль полоснула по ноге. Я вскрикнул так, что посуда в шкафу отозвалась звоном. От колена к лодыжке пролегла темно-багровая полоса. Корчась от боли, я свалился на пол. И увидел уползающую под диван хвостатую тень.
Оно коснулось меня! Это прикосновение, как ожог кислотой! Теперь я представляю, что чувствуют те, на кого Оно нападает… Но почему — на меня? Из-за рисунка? Оно понимает, что я делаю! И не желает, чтобы Его изображали…
Я осторожно поднялся и снова сел к столу. Покосился на угол дивана. Там,
Я вернулся к столу, вырвал из тетради лист с рисунком, скомкал и зашвырнул под диван.
— На, подавись!
И сейчас же оттуда раздался тихий шелест — то ли сама бумага распрямлялась, то ли ее осторожно потрогали. Когда через некоторое время я заглянул под диван, чтобы установить там еще одну лампу, листка не было.
…Вчера Оно сопровождало меня всю дорогу до работы, и во время этой прогулки я сделал несколько неприятных открытий. Во-первых, люди не замечают Его, когда Оно этого не хочет. Значит, ждать от них помощи не приходится. Оно является только мне — между припаркованными у тротуара машинами, в просветах еловых ветвей на бульваре, в оставленной без присмотра детской коляске. Но никто, кроме меня, не видит этого туманного отпечатка, водяного знака, незаметно вписанного в пейзаж.
Еще одно скверное новшество обнаружилось у самых ворот студии. Навстречу попался прохожий — совершенно незнакомый парень в куртке с поднятым воротником, в глубоко натянутой на уши вязаной шапочке. Он прошел мимо, не обратив на меня никакого внимания, погруженный в собственные полусонные мысли. И вдруг Оно повернуло, потекло следом за ним и скрылось за поворотом. Я не знал, что и подумать. На избавление, впрочем, не надеялся и, как оказалось, правильно делал. Через час Оно вернулось. Я увидел привычный промельк тени, уползающей на свое излюбленное место в студии — за картонные щиты. Не знаю, что стало с тем парнем, меня это мало волнует. Гораздо неприятнее другое. Похоже, скоро Оно научится охотиться без меня. Не наступит ли тогда и моя очередь?..
Утром следующего дня съемочная группа программы «Кушать подано» снова собралась в павильоне. Нужно было записать недоснятую вчера концовку передачи. Леночка принесла из дома обмотанную полотенцем кастрюлю с вчерашними тефтелями, которые она довела до готовности в собственной духовке, героически преодолев искушение отведать кусочек. Выглядели они, правда, не слишком аппетитно, но зато Альберт Витальевич мог теперь попробовать их без риска для жизни и даже изобразить на лице восторг без особого напряжения актерских способностей.
Все было готово к съемке: новые спонсорские колбасы нарезаны и разложены на столе в окружении свежей
— Я готов.
— Что с вами, Альберт Витальевич? — Алла Леонидовна выронила сигарету.
Ей вдруг стало страшно жалко этого неприкаянного человека, напуганного и вымотанного, казалось, до последней степени.
— Может, участковый вчера расстроил… — предположил Игорь Сергеевич со змеиным сочувствием.
При слове «участковый» Альберт Витальевич в ужасе схватился за голову.
— Боже мой…
— Вы плохо себя чувствуете? Илья, дай ему стул, он упадет сейчас! Лена, воды! — Алла Леонидовна распоряжалась первой помощью не хуже, чем съемочным процессом. — Перерыв полчаса!
— Одну минутку! — раздался вдруг голос, ничем не уступающий режиссерскому в командных интонациях. — Попрошу никого не расходиться!
В дверях студии стоял человек средних лет, коротко стриженный, крепко сколоченный, или, как пишут в детективах: «с шеей борца и носом боксера». Его щегольской костюм в мелкую полоску дополняли темная рубашка и светлый галстук, не хватало только шляпы дона Корлеоне и «Томмигана» в руках. Позади возвышались двое широкоплечих парней, вполне под стать боссу.
— Старший следователь Савватеев, горпрокуратура, — представился дон Корлеоне, раскрывая на всеобщее обозрение красную книжечку.
Хлопоты вокруг больного замерли. Да и сам он застыл, судорожно выпрямившись на стуле. Все уставились на книжечку и ее обладателя. Алла Леонидовна озадаченно, по-мужски похлопала себя по карманам в поисках не то сигарет, не то очков. Леночка раскрыла от удивления свой маленький, в сравнении с общей площадью лица, ротик. Оператор непроизвольно потирал руки. Осветитель Илья, прищурившись, глядел на двух помощников следователя, оставшихся в дверях.
Савватеев, казалось, был удовлетворен произведенным эффектом. Он вошел в освещенное пространство, ногой пододвинул к себе стул и сел так, чтобы видеть одновременно и тех, кто собрался у стола, и тех, кто остался возле камеры.
— Увертюры не будет, — сразу же заявил следователь. — В такой ситуации, дорогие мои, миндальничать не приходится.
Он обвел собравшихся веселым взглядом.
— Тут у вас засели, видно, крутые ребята. Ничего не боятся! Даже милиции. За две недели четыре человека — как в воду! Это круто… — он покивал с каким-то зловещим одобрением.