Журнал «Если», 2003 № 05
Шрифт:
Я ошеломленно уставилась на него.
— Неужели вы забыли, что случилось на Земле? Не помните «коричневую чуму»?.. Доктор Парсон, — тихо продолжала я, — мне кажется, вам следует знать одно обстоятельство. Абсурдно простое — и в то же время невероятно важное. Вся жизнь на вашей планете взаимозависима.
— Вздор! Джупперы почти исчезли, и приведите хотя бы один пример того, кто от этого пострадал.
— Могу привести целых два примера опасных перемен, которые уже недалеки. Понятия не имею, каким образом вам удалось погубить так много рэмов Джуппера, но знаю, куда отправились доказательства.
—
— В животы населяющих ловушки монстров. Громадные запасы питания способствуют появлению целых орд новых обитателей. Что случится, если они начнут голодать?
Парсон, воинственно подавшийся вперед, отпрянул.
— Станут пожирать друг друга, — слабо пробормотал он.
— Сомневаюсь. Но есть кое-что еще. За две недели в джунглях мне встретился всего один чешуйчатый рэм. Один. А ведь они должны быть достаточно распространены, не так ли? Но всем охотникам на рэмов Джуппера пришлось переключиться на них. Скоро чешуйчатые тоже исчезнут… Подобные вещи чреваты последствиями, доктор. Вы стронули с места лавину, и первый камешек уже покатился…
Начальник станции поднял голову, очевидно, готовый к борьбе.
— И что? Если придется, мы просто покинем этот мир.
— Жестокость близоруких людей едва не погубила Землю, но, вижу, ваш идиотизм ни с чем не сравним. Когда-то Атлантический океан, огромный и безбрежный, казалось невозможным загрязнить. Но даже галактика не настолько велика, чтобы не подвергнуться загрязнению, при определенных обстоятельствах, конечно.
— Ба! Да звезд больше…
— Мы не можем жить на звездах, сэр. Как по-вашему, сколько всего действительно обитаемых планет во всей галактике? Человеческие особи слишком хрупкие существа, доктор, нам необходима весьма специфическая среда. Конечно, на то, чтобы погубить тот или иной мир могут уйти века, но если постараться…
— Вы считаете этот мир обитаемым?
— Но я все еще жива, не так ли?
— Не могу представить, каким именно образом.
— Больше никаких дебатов. Времени нет. Правда, мне не дает покоя одна вещь.
Кулаки Парсона судорожно сжались.
— Почему я не захотел регенерировать два недостающих пальца?
— Нет, это я сообразила. Лекарство заживляет раны так стремительно, что рубцовая ткань препятствует регенерации. Вы не можете достаточно быстро удалить омертвевшие ткани… Я хотела спросить, что случилось с вашей женой, Барбарой.
Его затрясло.
— Дро'гиковая змея, — прошептал он, и я впервые ощутила некую духовную связь с этим человеком. Он выбрал для пароля ее прозвище…
Я вернулась к базе данных.
— Айлиза, сколько людей сейчас на станции?
— Восемнадцать, профессор Артаб.
— Хорошие новости, Парсон, — объявила я, поворачиваясь. — У меня еще один вопрос. Куда девались остальные?
Лицо затвердело знакомым высокомерием.
— Вот уже много лет мы не нуждаемся в большом штате сотрудников: одна лаборатория снабжает нас достаточным количеством денег. Мы отпустили остальных. Видите ли, я иногда читаю лекции на других звездах и сумел кое с кем подружиться.
— То есть завели влиятельных знакомых? И при этом весьма молодо выглядящих?
— Многие из них. И, кстати, большинство
— Предлагаете мне взятку?
— Долгую жизнь и вечную молодость. И шанс на лучшее будущее.
— Действительно, похоже на подкуп. И как же мне все это заработать?
— Сохраните наши секреты. И улетайте или оставайтесь, если хотите.
— Вот вам мое контрпредложение: у вас будет достаточно времени для ваших прогрессивных биологических исследований. В тюрьме.
Парсон нервно дернулся, но, похоже, у него в рукаве еще было припасено несколько козырей.
— Не находите, что это просто глупо, профессор?
— Знаете, почему людей вроде меня официально называют гибридиумами, а не просто… гибридами?
— Какая разница?
— Чтобы выразить уважение. Это слово напоминает забытую латынь и неуловимо связано с херувимами и серафимами. Высшие ангельские чины. Мы принесли в жертву многое, чтобы стать тем, кем стали, тренировались куда упорнее и усерднее, чем вы себе можете представить, и наши тела продолжают постоянно меняться, что означает новую боль и новые тренировки. Похоже, людьми мы больше никогда не станем.
— Так почему…
— Преданность делу, доктор, преданность делу. И дисциплина. Кто пройдет через такой ад без истинной веры?
Парсон выпрямился, спеша выложить последнюю карту.
— Увы, профессор, ваши благородные жертвы ни к чему. Да, Экомиссия имеет вес в Межмировом Совете. Но мы крайне тщательно распределяли… наше лекарство. Честно говоря, немало ваших драгоценных экомиссионеров у меня в кармане. Гарантирую, что ваш доклад ляжет на полку.
— До чего вы откровенны! У меня были Подозрения, что вы подкупили чиновников Экомиссии. Но вас, должно быть, невольно ввели в заблуждение какие-то мои высказывания. Я не работаю на Экомиссию. Во всяком случае, непосредственно. Моя служба имеет несколько другое название.
Я изобразила очередную акулью улыбочку.
— Экосервис?
— Совершенно верно.
— Думаю, ваши боссы заинтересуются проблемой долголетия больше, чем вы.
— Именно непосредственного начальника это, несомненно, волнует. Похоже, он отправил меня сюда, не уведомив вышестоящие органы.
Парсон неожиданно стал выглядеть на свой возраст.
— Так вы один из людей полковника Блаффа? Дьявол, меня предупреждали!
— Я работаю на Чарли. Но вы постоянно делаете одну и ту же ошибку. Вот что: я стану вашим наставником и просвещу вас, после того как закончу кое-какие дела в джунглях. Не возражаете, если я перед отъездом сменю код входа в БВВ?
Сейчас мы на полпути к Марсу. Я вынуждена наслаждаться запахом дезинфекции в медицинском отсеке еще неделю. Зато я дышу. Пока этого достаточно.
Мои сиделки, благослови их Господь, утверждают, что я плачу во сне, и советуют потребовать более сильного болеутоляющего, но я знаю причину. Это все кошмары…
Я никому не рассказала о том, что пережила на планете Парсона, и никогда не расскажу. Какой смысл зря пугать людей?
Но когда я, дрожа, просыпаюсь в темноте, единственное, что может успокоить меня — это воспоминание о последней встрече с Грегом Парсоном.