Журнал «Если», 2004 № 05
Шрифт:
Гипнозом заставив Анну Красник остаться с ним наедине, он перенес себя в нее и подавил ее личность. А затем, использовав познания Даггена в джиу-джитсу, убил пустое тело Даггена.
Однако Анна Красник явно не годилась для его цели. Она была слишком заметной, слишком общительной. А кроме того, она не имела доступа к источнику пищи. Наш безбилетник все еще сохранил инстинкты животного.
— Он перенесся в Чарли Мэнкса! — воскликнул врач. — Чарли задушил парализованную Анну!
— Вы действительно обмолвились, что стряпня Чарли несъедобна! — заметила Донна Фэрбрид, но только в шутку.
Знаменитый детектив погрозил пальцем.
— Боюсь, кулинарное искусство вашего шеф-повара всегда было пародией на
Раз, другой, третий предупреждающе провыла сирена.
— Начинаем выход из гиперпространства, — предупредил Мбойо.
— Ваши объяснения нелепы. Я не стану сожалеть о вашем отсутствии.
С этими словами капитан поспешил на мостик.
А вот Верховный Тэнтту пристально вгляделся в знаменитого детектива:
— Вы спасли мою честь и честь моей расы.
Знаменитый детектив милостиво принял комплимент:
— В прошлом мне случалось спасать честь нескольких правительств.
Какое-то мерцание в воздухе, точно спускалась и растворялась прозрачная пелена.
— К сожалению, — сказал принц Кессель, — никто, кроме Возвеличенного, с вами не согласен. А что ему еще остается делать? Как только закончится переход, мы при строжайшей секретности с пристрастием допросим нашего повара. Хотя лично я склонен считать, что мы не найдем…
— Ваше высочество, — прервал его знаменитый детектив, — разумеется, Чарли Мэнкса на камбузе вы не найдете.
— Что, черт побери, вы хотите этим сказать?
Знаменитый детектив раздулся от гордости.
— Я говорил, что тот, кто совершил эти преступления, находится здесь, в этом самом салоне. Смотрите: это я. Я — Чарли Мэнкс. Или точнее, я оборотень, заменивший Чарли, а затем принявший облик самого себя.
Снова опустились сверкающие пелены. Однако знаменитый детектив не шелохнулся.
— Ранее, — продолжал он, — я не без трепета рискнул встретиться с поваром. От страха он запаниковал. Он не знал, с кем я мог поделиться своим догадками, а узнать это он мог, лишь став мной, чтобы получить мою память. Или перенестись в мое тело, но это тело должно было вскоре испариться.
Voila, он принял мой облик, захватил мои тело и мозг, а фантомного меня затолкал в морозильную камеру. Но он не учел силы моего мозга и моего умственного превосходства. Мой имитированный интеллект быстро подавил его. Это у меня есть доступ к его памяти и к памяти Анны Красник, Даггена и всего множества прошлых инкарнаций. Это чрезвычайно обострило мои охотничьи инстинкты.
Собравшиеся ахнули.
— Меня глубоко печалит, что таким образом и я стал преступником. Потому я хочу исправить положение, объяснившись. Что мне было делать в сложившихся обстоятельствах? Ведь с выходом из гиперпространства я был обречен на исчезновение! Вселенная могла лишиться моих талантов! Нет, Богом клянусь, вы не найдете Чарли Мэнкса. Мое фантомное я уже исчезло. Но я сам еще здесь, к вашим услугам.
— Вы находитесь под моей защитой, это вопрос чести, — важно заявил Верховный Тэнтту, хотя пехотинцы пока еще его не отпустили.
Знаменитый детектив склонил голову и сказал:
— Поскольку вы лишились Чарли Мэнкса, до конца этого путешествия я намерен стать вашим поваром. Наконец на камбузе Появится истинный гурман.
Вскоре вернулся Мунго Мбойо.
— Мы перешли в обычное космическое пространство… — Увидев знаменитого детектива, капитан изумленно осекся. — Почему, черт побери, вы еще здесь?
Маленький детектив ухмыльнулся.
— Сами видите, Monsieur le Capitaine, от меня не так легко избавиться. — Он подвернул закрученный кверху ус. — Я буду готовить изумительные омлеты.
Иэн Макдональд
УБЕЖИЩЕ
Дикие гуси вернулись в Убежище, и я чувствую себя почти счастливой. Должно быть, первые стаи прилетели еще ночью; Шодмер просыпается вместе с солнцем, а я встаю еще раньше, но на обнажившемся с отливом берегу уже кормится несколько гусиных семей. Я спешу в Детскую, но пронзительные птичьи голоса, несущиеся над стенами монастыря, заставляют меня замедлить шаг и поднять голову. Заслонив глаза от лучей все еще невысокого солнца, я вижу на фоне неба неровный гусиный клин. Похоже, зима действительно кончилась. Мне казалось, она будет длиться вечно, но холода и вправду отступили. Скоро лето. Здесь, на заполярном Высоком Юге, оно короткое, но яростное. Непросто будет пережить эти несколько недель — жарких, исполненных буйства жизни, — зная, что уже очень скоро зима снова стиснет этот край в своей ледяной деснице. Здешнего лета я никогда не видела и не знаю, какое оно; с меня хватило зимы. Для женщины из Ташнабхеля с его мягким климатом это достаточно суровое испытание.
— Покажи мне гусей! — требует Шодмер, пока я помогаю ей одеться. Я приготовила телб с отороченным горностаевым мехом капюшоном и манжетами, но девочка надменно отворачивается, утверждая, что «сегодня ей это не понадобится». Что ж, посланница великого Клейда вольна одеваться как ей угодно, даже если самой посланнице еще нет шести. Я соглашаюсь, и мы возвращаемся в спальню, чтобы взглянуть на гусей. Там мы долго стоим у высокого окна — единственного во всем монастыре, которое выходит на залив Гадрисаг и огромный ледник на другой стороне.
Глядя на него, я думаю о том, что зима всегда рядом. От одного вида этих вечных льдов мороз пробирает до костей. Тысячелетним холодом веет от ледника. Кажется, я начинаю понимать, почему все окна этой приморской твердыни обращены внутрь, во внутренний двор, и мои мысли невольно улетают на север — в Анн-Шабх, в виноградную долину Ташнабхеля — к своей паре, Фодле.
Летят радужные брызги, струится прохладная вода, щекочет нагретую солнцем кожу. Поворот головы, взгляд через плечо; глаза немного щиплет от растворенного в бассейне антисептика. Мышцы приятно ноют от усилий, а ноздри наполняются запахом свежести. Глубже, еще глубже — туда, где взбивают голубоватую тень чьи-то бледные ноги и мечутся стайки серебристых пузырьков. Качаются и плывут похожие на водоросли длинные рыжеватые волосы. Это мы. В разгар обеденного перерыва мы незаметно ускользнули из офиса, чтобы искупаться в пронизанном светом и тенью бассейне. Теперь Фодла поступает так каждый день, и мы быстро плывем от бортика к бортику, хотя на двоих у нас только одно тело, одна пара рук и ног. И это мы стоим рядом и глядим в единственное смотровое окно старой крепости, хотя на двоих у нас только одна пара глаз.
Треммер…
Маленькие, теплые пальцы Шодмер находят мою руку. Не совладав с собой, я невольно отдергиваю ее и тут же мысленно обзываю себя идиоткой. Я знаю, что девочка почувствовала мое движение, и бросаю на нее быстрый взгляд. Она испытующе смотрит на меня снизу вверх, и мне, как всегда, становится не по себе. У Шодмер открытый и прямой взгляд шестилетнего ребенка, но мне кажется — она намного старше. Впрочем, она действительно старше, и не на годы — на поколения. Слышишь ты меня, Шодмер? Нет, ничего она не слышит. Ведь у нее нет сестры-близнеца; Шодмер одна, как перст. Одиночка. Сирота. He-пара. Треммер для нее — всего лишь странный социокультурный феномен, не более.