Журнал «Если» 2004, №12
Шрифт:
— Эта часть дворца осталась нетронутой, — продолжал Артур. — Ее не восстанавливали. Напротив. Закрыли и завалили камнями. О чем это говорит?
— О чем? — нервно бросил немец. — Ради всего святого, Эванс! Быстрее! Вы ползаете, как слизняк по куче навоза!
— Терпение, господин Шлиман. Последние минуты всем даются тяжело. — Археолог с силой ударил по слежавшемуся комку земли. — Поведение ахейцев можно объяснить только одним: завоеватели боялись священных для критян мест. Ждали гнева богов, которым перестали поклоняться…
Артур отступил, пропуская Шлимана вперед
— Света! Принесите света! — крикнул он. Сзади подали зажженные факелы.
— Мы в тронном зале. — Эванс стоял за спиной у Генриха. — Впервые после тех, кто его покинул в день разгрома города.
Неверные блики озаряли просторное помещение со стенами, расписанными охрой. Волны, пальмовые листья и два грифона, склонявшие головы в почтительном поклоне перед троном. На полу валялись разбросанные сосуды. Эванс нагнулся, взял один из них в руки и стал ладонью счищать грязь. На золотом боку проступили фигурки женщин, быков и стройных юношей. У изображений не было голов, кистей рук и ступней ног.
— Это ритуальная посуда, — сказал Артур, откладывая кувшин в сторону. — Счастливцы пляшут на полях смерти… Видимо, критяне схватились за свои реликвии в последний момент, когда враг уже ворвался в город.
Он высоко поднял факел и зашагал к квадратному проему двери в соседнее помещение. Теперь археолог шел первым, и как бы Шлиман ни спешил, Артур не давал ему себя обогнать. Длинный темный коридор-дромос кое-где был разрушен недавним землетрясением, и людям приходилось огибать кучи битого камня. Зато и солнце проглядывало в образовавшиеся дыры.
Вскоре путь оборвался в небольшой камере со ступенчатым потолком и глубокими, сложенными из кирпича нишами в стенах. Именно здесь когда-то стояли сосуды, которые теперь валялись на полу в тронном зале. Посреди комнаты возвышался покрытый завесами пыли алтарь. На четырехугольном камне лежали кости, которые, судя по сохранившимся золотым поножам и браслетам, могли принадлежать только очень знатной особе. Нагнувшись, Артур поднял с пола золотую же коническую шапку, некогда украшенную причудливым плюмажем. Не было сомнений, что колпак упал с головы жертвы.
Эванс разгреб руками волокна пыли и начал разглядывать скелет. Тот лежал на боку. Руки и ноги в момент смерти были связаны, да так и остались вместе, хотя веревка истлела. На виске у черепа виднелись глубокие пробои.
— Его закололи, как жертвенного быка, — заключил археолог. — Полагаю, господа, перед нами останки Миноса, последнего царя Крита. Судя по костяку, ему было чуть больше двадцати.
— Такой молодой! — ахнул женский голос за спиной у Артура. Эванс обернулся и без всякого удовольствия встретился глазами с
Софи.
— Я же сказал тебе… — Он осекся, поняв, насколько неуместно звучат его слова в присутствии
Шлиман цепко следил за этими двумя. Их поведение в последние дни нравилось ему все меньше. Он специально послал за женой, чуть только двери в Лабиринт поддались. Пусть придет посмотреть на триумф своего Париса!
Генрих мучительно сглотнул и пожевал губами, словно не мог перетереть суховатую горечь, попавшую на язык.
Они думают, с ним можно играть. Они уверены в своей безнаказанности. Конец XIX века! Мы цивилизованные люди. Но он-то не цивилизованный человек! Он мечтал стряхнуть с себя, а за одно и со всего мира груз цивилизации. Агамемнон и Клитемнестра. Электра и ее преступная мать. Орест и Пилад в руках Ифигении. Вот его жизнь, его страсти, его мера, которой он меряет других и хочет быть измерен сам. А эти двое… так ничего и не поняли.
Скоро поймут.
— Я не предполагал, что мадам Шлиман здесь, — извинился Артур. — Мне казалось, наше путешествие небезопасно.
— Оставьте все, что вам казалось, при себе, — свистящим шепотом оборвал его Генрих. — И идемте. Здесь больше нечего смотреть.
Из жертвенной крипты дромос уводил дальше. Коридор начал понижаться, и Артур понял, что они перешли в подвальные этажи дворца, расположенные глубоко под культурным слоем, который он расчистил на поверхности. Слева от себя археолог слышал тревожное дыхание Софи.
— Мадам, вам не по себе? — он старался сохранять равнодушный тон.
— Нет, я сгораю от любопытства, — с напускной бодростью отозвалась женщина и прибавила уже шепотом: — Здесь очень холодно.
Эванс снял куртку и накинул ей на плечи. Что же делать, если муж не догадывается о таких простых вещах? Шлиман сверкнул на них яростным взглядом, но ничего не сказал. В каждом новом помещении, где обнаруживалось хоть что-то ценное, он оставлял по паре рабочих для охраны находок, и вскоре по дромосу двигались только трое: Генрих, Софи и Артур.
Коридор преградила осыпь. Чтобы идти дальше, ее надо было расчистить. Внимание спутников привлек круглый колодец в полу, каменная крышка съехала с него от удара. Бросив факел в темный зев, Эванс убедился, что колодец неглубок, и воды там нет.
— Обвяжите меня веревкой, я спущусь, — деловито сказал он Генриху. — Посмотрю, что как.
Шлиман без разговоров помог ему, придерживая и подтравливая ременную петлю. Минуты через две археолог был на дне и подобрал факел.
— Отсюда есть ход! — крикнул он. — В том же направлении, куда вел верхний коридор. Я пройду немного…
— Подождите нас! — окликнул его Генрих. — Выбраться наверх не составит труда.
Прежде чем Артур успел возразить против того, чтобы мадам Шлиман демонстрировала умение лазать по канатам, Софи оказалась внизу.
— Только после вас, дорогая, — подбодрил ее муж, пропустив к краю колодца.
— Не стоит, может быть, — запротестовал Артур, догадываясь, что творится неладное.
— Не стоит? Вы так полагаете? — отозвался сверху Шлиман. В его голосе слышалась издевка. — А мне кажется, гениально придумано. Что, доктор Эванс, пойдете со мной на новую сделку?