Журнал «Если», 2004 № 9
Шрифт:
Круглое поворотилось боком, отчего сделалось овальным, сползло пониже, и столб, качнувшись, понесся по улочке, цепляя всякий мелкий мусор и завинчивая его вокруг себя крутыми витками. Пролетев мимо забора, он сдернул с места Якушку — и тот вознесся на всю длину веревки.
— Выбирай! На себя выбирай! — закричал сверху перепуганный Якушка, раскорячившись и хватаясь за пыльный воздух.
Акимка сообразил, что если сразу выдернуть товарища из смерча, то грохнется с немалой высоты, и нянькайся потом с ним. Он повис на натянувшейся веревке, пополз по ней, заставляя тем самым
Вихорь словно бы не заметил, что подхваченный им домовой не кружит по спирали, взбираясь все выше, а замер на одном месте и вроде даже спускается. Он преследовал некую незримую добычу, на которую нацелилось его ставшее овальным око, а Якушка оказался вне пылевого столба и тут же грохнулся оземь. Хорошо хоть, упал на ноги и повалился на бок, да высоты оставалось уже немного.
Без единого слова благодарности он быстро пополз к Акимке и, мимо него, к спасительному забору. Когда Акимка добрался до товарища, Якушка уже сидел, прислонившись к опорному столбику и приходя в себя.
— А баба-то права, он на охоту выходит, — сказал Акимка, следя за метаниями вихря. — Что это он там углядел? Крысу?
— Нет, он крыс и мышей не ловит. Или с голодухи ему уже и мышь — лакомство? — предположил, очухавшись, Якушка и тоже пристроился наблюдать.
— Думаешь, он добычу жрет?
— А вот сейчас увидим.
— Что же он того Ермолая Гаврилыча не слопал?
— Мы его спугнули.
— Да? — Акимке это показалось странным. Коли подумать, то для голодного вихоря два-три домовых всяко полезнее, чем один…
— Поймал! — крикнул Якушка и стал отвязываться.
— Спятил? — Акимка схватил товарища в охапку.
— Пусти! Нужно же побежать, разглядеть…
— Отсюда разглядишь! — в Акимкином голосе вдруг прорезалась та самая брюзгливость Евсея Карповича, которой щедро были приправлены все его поучения разведчикам. — А то вдругорядь тебя подхватит.
— Ой! Что же он это творит?!
Темное пятно, каким представлялась издали добыча вихря, поднялось совсем высоко, к овальному оку. И резко, со скоростью, превышающей скорость обычного падения, понеслось к земле. Не долетев, было подхвачено и вознесено выше крыши соседнего дома. Опять брошено вниз. И опять подхвачено, закручено, в четыре витка поднято уже до верхушки березы — той самой, надо полагать, на которой спаслась кошка.
— Оно визжит!.. — вдруг заявил Акимка.
— Врешь…
— Прислушайся.
И впрямь — визжало.
— Это не крыса, — вдруг охрипнув, сказал Якушка. — А не помнишь: Таисья Федотовна говорила, что в деревне еще кто-то из домовых остался?
— Она говорила, что все собрались уходить…
— Собрались! А ушли?
— Ахти мне…
Получалось, что буйный вихорь тешится с домовым. А как его теперь спасать? Именно про это Евсей Карпович ничего и не сказал.
Якушка, еще не отвязавшийся от забора, выбежал на середину улицы, схватил камушек и запустил в серый столб.
— На тебе! Получай!
Столб замер, с него посыпалась грязная мелочь:
Акимка меж тем отвязался и на четвереньках спешил вдоль забора. Он сообразил, что нужно сделать.
Шагах в сорока от того места, где была намертво привязана Якушкина веревка, он захлестнул и закрепил другую, не менее длинную, и обвязался свободным концом. Когда вихорь, кренясь и мотаясь поперек всей улицы, двинулся к Якушке, не теряя при этом прежней добычи, Акимка подбежал к товарищу и крепко его облапил. Теперь обе веревки и забор составили треугольник. Ни вправо, ни влево вихорь уже не мог унести разведчиков, разве что поднять вверх, и то не слишком высоко.
Не понимая этой тонкости, вихорь пробовал было поиграть странной парочкой. Но лапы у домовых цепкие. Когда домовой для чего-то перекидывается котом, ему незачем отращивать когти — своих хватает. Они у него не втяжные, как у кота, и не такие длинные, однако в беде весьма пригождаются. Вот Якушка с Акимкой, потеряв от волнения остатки разума, друг в дружку и вцепились. Навеки.
Даже когда вихрю надоело их дергать, и он откачнулся в сторону, а разведчики свалились на мягкую траву, они все никак не могли расцепиться. Причем Якушка видел только спасительный забор, зато Акимка узрел кое-что любопытное.
Вихорь встал, как будто озадаченный. Уже не вращался, а просто замер, будто его сфотографировали. Полетели наземь последние бумажки и шелушинки, и чмокнуло землю темное пятно — хорошо хоть, с невеликой высоты. А вихорь стал худеть, словно бы его пыльная плоть начала осыпаться. Наверху обрисовалось нечто полукруглое — голова не голова, не поймешь что, а пронзительное око спустилось ниже. Обрисовались на миг плечи. А потом все это рухнуло на дорогу и размелось в стороны.
Осталось лежать только то темное пятно, в котором разведчики издали признали домового.
Разведчики рванулись было к неподвижной жертве вихря, да веревки не пустили. Пришлось самому смелому, Якушке, отвязываться.
— Ахти мне! Силуян Лукич! Ты, что ли?
Но автозаправочный не ответил. Глаза его были закрыты, хотя дыхание различалось явственно. То ли с перепугу, то ли от удара он потерял сознание.
Владелец лавочки голодным не сидел и раскормился изрядно. Поняв, что в одиночку тянуть такую тушу — умаешься, Якушка захлестнул его под мышки веревкой, и потом уже вдвоем с Акимкой отволок к забору.
Как ни звали, как ни шлепали по мохнатым щекам — автозаправочный только дышал. И ничего более.
— Что же теперь делать-то? — спросил Акимка.
— И чего он сюда поплелся? — возмущенно взвизгнул Якушка. — Чего он тут позабыл?
— Может, вспомнил что-то важное и нас нагнать хотел?
— Ага, как же!
Якушка понимал, что автозаправочный потащился за ними следом из каких-то хитрых побуждений, но и предположить не мог, что Силуяну Лукичу померещился клад.