Журнал «Если», 2005 № 04
Шрифт:
— Но зачем тебе понадобилось оживлять мертвецов? — спросил Константайн. — Ведь Судный день, когда мертвецы поднимутся из могил, еще не наступил! Кроме того, воскресшие в вечную жизнь забудут о зле и станут совершенны, как ангелы. А это… это больше напоминает какой-то адский театр мертвых марионеток!
Лав с довольным видом кивнул.
— Совершенно верно. И британский флот должен сыграть роль Джуди для моего Панча. Заключенный в Утрехте мир довольно непрочен, сей факт всем известен, но ни Франция, ни Испания не собираются нарушать его первыми. Это, однако, не означает, что они будут очень возражать, если за них это сделает их бывший враг и его адская команда. В таком случае они только выиграют — и я вместе
— Безумие!.. — завопил капитан Кидд громким, пронзительным голосом. Теперь он выговаривал слова намного четче, что, учитывая, в каком состоянии должна была быть его гортань, казалось почти невероятным. — Зачем мне становиться негодяем и убийцей и на самом деле совершать все те преступления, в которых неправедно обвинили меня мои враги? Господь свидетель, на суде меня оболгали, и… — Он запнулся и обвел стоящих перед ним людей невидящими глазами. — Двадцать три года, сказали вы?… Разве за столько лет правда не выплыла наружу, и мое имя все еще покрыто позором? Неужто мне не избавиться от клеветы, как от этих цепей?!
Лав снова оскалил зубы.
— К сожалению, капитан Кидд, вас и по сию пору считают одним из самых жестоких пиратов. Именно поэтому я и решил оживить вас! — сказал он.
— Тебе следовало прочесть сочинение капитана Джонсона, — сухо заметил Константайн. — Там черным по белому написано, что капитан Кидд считал себя разменной пешкой в большой политической игре, невинной жертвой двуличия и лицемерия сильных мира сего. Возможно, при жизни капитан был не слишком умен и отличался некоторой необузданностью нрава, но он никогда не был головорезом, каким представал в матросских рассказах и правительственных циркулярах. Великие негодяи — как, впрочем, и великие герои — редко оправдывают свою репутацию. В действительности они далеко не таковы, какими их делает молва.
— Ты, кажется, назвал меня дураком, жалкая обезьяна?! — прорычал Кидд. — Жаль, у меня нет шпаги, но я уверен, что сумею размозжить тебе голову этими цепями, как однажды проломил череп своему мятежнику-канониру!
Константайн и бровью не повел, услышав эту угрозу.
— Я слышал об этом случае, и не сомневаюсь, что именно он, вкупе со своевременно исчезнувшими французскими охранными свидетельствами [8] , превратил вас из приватира в пирата и привел к обвинительному приговору. Как видите, волшебство далеко не единственное искусство, способное изменить человека. Иногда для этого достаточно нескольких слов, написанных на листке бумаги.
8
В 1667 году Уильям Кидд захватил два судна, голландское и принадлежащее Ост-Индской компании, шедших под французским флагом и имевших французские охранные свидетельства. На суде он утверждал, что оба судна были его законной добычей, так как каперское свидетельство давало ему право останавливать и грабить французские суда. Однако из политических соображений руководство британского адмиралтейства уничтожило оба охранных свидетельства, на основании чего Кидд был осужден как пират.
При этих словах плечи трупа обреченно поникли, и Энн удивленно подумала, как может этот нечеловек так по-человечески выражать свои чувства.
— Был ли когда-нибудь другой такой несчастный?! — в отчаянии воскликнул Кидд. — Сначала Ньюгейт, потом Тайберн [9] , а теперь еще этот ад, который вы называете возвращенной жизнью! Да будьте вы прокляты с вашими колдовскими фокусами! Я не хочу возвращаться к жизни. Неужели я не заслужил покой, из которого вы так жестоко меня вырвали?… — С этими словами оживший труп перекинул костлявую ногу через край котла и грузно соскочил
9
Ньюгейт и Тайберн — тюрьма и место казни в Лондоне.
Капитан Лав шагнул ему навстречу, и Энн заметила, что от волнения его тоже слегка покачивало.
— Стойте, капитан Кидд, позвольте мне сказать вам кое-что! — воскликнул он. — Прошу вас, выслушайте человека, который вернул вас к жизни!
Труп резко вскинул голову: Энн подумала, что в свое время капитан Кидд был довольно высок.
— Я не собираюсь слушать вас, потому что вы негодяй, да и ваши подручные, сдается мне, ничуть не лучше. Я не желаю иметь с вами никаких дел и не желаю больше оставаться в этом страшном месте. Будь моя несчастная плоть в несколько лучшем состоянии, я не стал бы с вами даже разговаривать, но теперь… К счастью, я вижу перед собой океан, который обещает мне забвение. А теперь, дьявол вас возьми, прочь с дороги, пока я не превратил в трупы вас самих!
Энн от души рассмеялась.
— Похоже, капитан Лав, ваше гостеприимство пришлось мистеру Кидду не по вкусу. А может быть, ему не подходит ваше общество?
— Стой! — снова выкрикнул Лав, заступая дорогу мертвецу. — У тебя нет другого выхода — только делать то, что я хочу. Или ты и вправду настолько глуп, что считаешь, будто от возвращенной магическим способом жизни можно так легко отказаться?
С этими словами он выстрелил сначала из одного пистолета, потом из другого (одна пуля попала Кидду в голову, вторая — в живот, и во все стороны полетели комья старой смолы), а потом, словно ставя в споре последнюю точку, пронзил впалую грудь пирата шпагой.
Мертвец только посмотрел на него черными провалами, где когда-то были глаза, и покачал головой.
— Пропусти меня! — проговорил он негромким, почти жалобным голосом, который прозвучал совсем по-человечески.
Лицо Лава стало совсем белым, если не считать синевато-черных теней под глазами и тоненькой пурпурно-красной вены, вздувшейся на мраморном лбу.
— Ты что, не видишь, пустоголовый дурак? — прошипел он. — Однажды ты уже был мертв, и теперь тебя невозможно убить!..
Кидд опустил голову и посмотрел на торчавший у него под диафрагмой стальной клинок. Потом он поднял руку и сжал лезвие костлявыми пальцами, но вместо того, чтобы выдернуть шпагу, подвигал ее вперед и назад, словно желая убедиться, что оружие не причиняет ему никакого вреда.
— И верно!.. — озадаченно проговорил он. — Я пронзен насквозь, однако ничего не чувствую. Неужели я больше никогда не смогу умереть снова?
— Боюсь, что нет, — вставил Константайн. — Но в океане есть очень глубокие места, где царят вечный мрак и тишина. А для моряка, по-моему, лучше лежать на дне, чем медленно гнить на виселице у всех на виду, не говоря уже о том, чтобы скитаться по земле в испачканных смолой лохмотьях. Кто знает, капитан Кидд, быть может, там, под водой, на мягком илистом дне, вы сумеете уснуть и обрести желанный покой?
Кидд задумчиво кивнул.
— Разумеется, лучше пребывать на дне, чем показаться людям в таком виде. Прежде чем меня повесили, я пользовался не слишком-то хорошей репутацией, а теперь меня и вовсе будут считать чудовищем. Но нет — не бывать этому!..
И, путаясь в цепях, он неуклюже потрусил вперед, к линии прибоя.
— Вот бедняга! — вздохнула Энн, провожая его взглядом.
Капитан Кидд без колебаний вступил в воду, и очень скоро на поверхности осталась только его голова, похожая издали на пляшущий в волнах кокосовый орех. Потом и она исчезла. Ни одного пузырька воздуха не поднялось из глубины, только по воде расплылось небольшое нефтяное пятно.