Журнал «Если», 2005 № 06
Шрифт:
— Изменения не вносились? Тогда посмотри вот это место… — я диктую координаты. — Тут пень стоит. Мне нужен его срез как можно крупнее и четче.
— Сейчас попрошу экспертный отдел, у них графика хорошая. А чего там, на пне?
— Отпечаток ботинка Нейла Армстронга, — говорит Билли. — Маленький шаг одного человека.
— Ну покажите… — канючит лейтенант.
— Работай, белый парень, солнце еще высоко! — мстительно советует Билли.
Мы стоим и молча глядим друг на друга черными светофильтрами масок.
— Могла бы оставить автограф, — замечает Билли.
— Стрелки не для спасателей нарисованы. Плевала она на них. Ты что, забыл Сару? Гениальную девочку с «зеленой рукой», которую даже родители считали малость чокнутой? Лес, болото — ее, как говорится, «тайная комната». Она оставляет знаки только для себя. Черт, ну почему я не подошел ближе ни к одному из пней, что нам попадались?! Их было-то штуки три-четыре. Наверняка на каждом разметка…
Билли неопределенно мычит и смотрит по той стрелке, что ведет к логову монстра. Направление указано совершенно точно.
— Ну, пень, — говорит лейтенант.
— Давай сюда картинку!
Я приказываю так жестко, что лейтенант, которому очень хочется сказать: «Только в обмен на вашу», мигом пересылает мне изображение.
Ну, пень. Без знаков. Я сравниваю картинку с реальностью и вижу: срез нашего пня слегка отчищен, словно наспех обметен рукавом.
— Теперь гляди, что здесь.
Навожу объектив кома на пень. В наушниках дружный вздох — вокруг лейтенанта небось весь участок толпится.
— Не могла автограф оставить, мать ее! — в сердцах рычит лейтенант.
Билли понимающе хмыкает.
— Левая стрелка упирается в локацию существа, которое мы засекли, — объясняю я.
— Итак, — резюмирует лейтенант. — Что у нас есть? Не позднее семи дней назад кто-то разрисовал пень маркером. Что это доказывает? Ничего. Что я могу сделать? Исключить из числа подозреваемых спасателей и Сэйера. Думаю, пяти минут хватит. Отдыхайте пока.
— Образец почерка Сары найдите, — советует Билли. — Это всего лишь стрелки, конечно, но вдруг?…
— У нынешних детей нет почерка, — бросает лейтенант. — Но я попробую.
— Почерк, он и в Африке почерк, — бормочет Билли сконфуженно.
Тут я с ним согласен. У детей больше нет повода вырабатывать почерк, их всего лишь обучают на всякий случай писать от руки. Но дети по-прежнему рисуют маркерами и что-то калякают на бумажных поздравительных открытках к Рождеству. Умеют расписываться. Так что зацепка есть. Хотя… это всего лишь стрелки, конечно.
Билли ходит вокруг пня.
Я стою и борюсь с желанием попросить его перестать.
Билли садится на пень. Просто садится задом. Разваливает пень до основания, падает на спину и лежит, задрав длинные ноги.
Черт знает, какой реакции он ждет от меня, но я молчу. Потом
— Честное слово, — лепечет он, — понятия не имею, чего я натворил и зачем! Вот честное слово, Ванья, хлоп мою железку!
— Уничтожил материальное, вещественное доказательство, вот чего. Сделал картинку непригодной к представлению в суде. Без этого пня она всего лишь картинка. Вставай, придурок.
По идее, надо бы мне впасть в бешенство. Но как-то лениво. Ну, толкнула Билли на пень задницей то ли воля Вселенского Разума, то ли избыточная дурь в голове. Что мне теперь, объявить ему дисциплинарное взыскание? Кстати, это мысль!
— Поднимайся, дубина, — говорю. — И молчи о том, что сделал. Объявляю тебе дисциплинарное взыскание — сгоняешь мою «тэшку» на мойку. Осознал? Все, я втыкаю пятую кнопку обратно.
Билли встает, отряхивается, глядит на пень, сокрушенно мотает головой. Но я не чувствую, что ему очень уж стыдно.
Мы иногда вытворяем необъяснимое. С тех пор как надели на шеи камушки — случается с нами такое. Редко, но метко. Мы совершаем поступки, нас самих поражающие. И всегда это вроде предвидения.
Помню, Билли драку на пустом месте затеял. Первый и единственный раз в жизни. Парня, которого он нокаутировал, в больнице сунули под томограф и опухоль нашли. Которая через годик без диагностики уже неизлечимая была бы.
Или вот еще — машину Билли взломал. Топал вечером по городу, почти не пьяный, в темном переулке вскрыл чей-то «форд» и голыми руками подключил срезанный автопилот. Тут я, конечно, привираю, не совсем голыми, у таких, как мы, всегда отвертка в кармане. А назавтра в этом «форде» бежит с места преступления киднэппер. Его сажают на автопилоте и хватают тепленьким. Жертва толком испугаться не успевает. И поди докажи, что с копов причитается.
А я по трассе шел и вдруг запросил вынужденную в чистом поле. Совершенно немотивированно. Передал Биллу груз, сам остался сидеть. Двое суток, как дурак, проторчал на обочине полевой дороги, пшеницей любовался, весь НЗ сожрал. Потом фермерша приехала на ржавом пикапе. Вылитая моя мать в юности, вся разница, что волосы русые. Встала и смотрит. Улыбается. Я как дал по газам, чуть в космос не выпрыгнул, только меня и видели…
— Эй, ребята! — шепчет ком. — Как дела?
— Кларисса… — выдыхает Билли с такой нежностью, словно растаять готов.
— Я просто хочу пожелать удачи. Все, ушла, пока!
Вот вам и «уроды столичные». Правильно лейтенант нервничает. Не в столицах дело. В нас с Билли.
— Так, парни, — это уже лейтенант. — Никто из опрошенных стрелок не рисовал. Возможно, это Сара. Графологическая экспертиза будет, когда миссис Сэйер найдет подходящий материал. Куда вы теперь?…