Журнал «Если», 2005 № 12
Шрифт:
Гнев помог ей не заплакать.
К тому времени, когда она вернулась в бар, по коридорам, от доков и к докам, уже расхаживали группы моряков — болтая и распевая песенки, заглядывая в бары. Чина миновала направляющуюся к докам «хорьковую команду». Хорьки, длинные и гибкие, вертелись в клетках, почти сходя с ума от возбуждения: они знали, что их сейчас выпустят на только что причаливший корабль — охотиться на крыс.
Она сменила за стойкой Патриоса и принялась обслуживать клиентов, все еще пребывая в каком-то оцепенении и не в состоянии быстро отреагировать на двусмысленные намеки моряков. Впрочем, многие из них знали, что у нее муж-моряк, и не очень-то настаивали. Разумеется, она не говорила им, что его корабль погиб.
Им
Порт обращается вокруг скопления червоточин на расстоянии многих световых лет от ближайшей звезды. Если они утратят возможность вернуться к цивилизации через червоточину, то на полет к границе освоенного космоса с досветовой скоростью уйдут тысячи лет. Поэтому работникам порта не было нужды напоминать, что следует избегать зарождения противоречий — для них это было совершенно естественно.
Добродушные подшучивания и привычная работа постепенно отвлекли Чину от мрачных мыслей. Кто-то из моряков попросил разрешения угостить ее, она не без удовольствия выпила коктейль. Трудно оставаться угрюмой, когда вокруг щедро льются спиртное и флорины.
Веселье в баре достигло апогея: моряки шутили, рассказывали анекдоты, требовали еще выпивки. А два приятеля запели неплохим дуэтом песенку о штурмане, который держал у себя в штанах ручную мышь, причем партию мыши писклявым фальцетом исполнял настоящий верзила. Чина подавала пиво и принимала новые заказы, поэтому вовсе неудивительно, что она не заметила, как вошел он. Ведь он всегда был несуетлив, поэтому уселся возле стойки и стал ждать, когда она подойдет.
Дарин.
Она была настолько ошарашена, что опрокинула кружку с пивом, щедро облив стойку и двух сидящих напротив моряков. Тот, которому досталось больше всего, вскочил, уставясь на промокшую форму. Его сосед расхохотался:
— Ну, вот и тебя крестили пивом, а ночь только начинается, так что все еще впереди.
Секунду спустя облитый тоже рассмеялся:
— Значит, это хорошая примета, верно?
— Извините, ребята, — сказала Чина, ставя перед ними две полные кружки и махнув рукой, когда они полезли за деньгами. — Это — за счет заведения. Все это время она старательно отводила взгляд от Ларина.
Дарин.
Он сидел у дальнего конца стойки, потягивая пиво, которое ему подала другая барменша, и не подзывал Чину, прекрасно понимая, что рано или поздно она подойдет сама. Он сказал что-то ее подруге, та захихикала, и этот смешок больно царапнул Чину. Она обслужила еще несколько моряков и, зная, что разговора не избежать, подошла к нему.
— Ты жив… жив, — почти шепотом выдохнула она.
— Точно, это я, собственной персоной, — подтвердил Дарин и ухмыльнулся, широко и глуповато. — Что, удивилась?
— Но как ты можешь быть здесь? — пробормотала она. — Я думала, что ты на… том корабле.
— На «Гесперии»? Да. Но в порту Тэрритаун мы пришвартовались возле «Ликтора», им был нужен штурман, а «Гесперия» могла некоторое время обойтись без меня. Я знал, что «Ликтор» сделает здесь остановку, и у меня появится шанс тебя увидеть, и вот… — Он развел руками. — Но остаться я не могу.
— Ты не можешь остаться, — повторила она.
— Не могу, я должен уйти на «Ликторе», чтобы догнать «Гесперию» в Дульсинее. — Он взглянул на Чину. Она стояла напротив и, как видно, еще не пришла в себя. — Но я должен был увидеть тебя.
— Ты должен был увидеть меня, — медленно повторила она.
— И сказать тебе кое-что. Ты должна знать, что ты у меня единственная.
Ты
— Единственная, — повторила она, все еще не в состоянии произнести в ответ ни единого собственного слова.
— Ты больше не сердишься на меня? Прошу тебя, скажи, что больше не сердишься. Ты ведь знаешь, что всегда была у меня единственной.
Настало утро, а с ним и время второй смены. Она положила голову на согнутую руку и вгляделась в лежащего рядом Дарина. Отсветы его татуировок покрывали потолок и стены веселым узором.
Дарин проснулся, повернулся на бок и посмотрел на нее. Белозубо улыбнулся. Его глаза все еще затуманивали остатки сна. Он прильнул к ней и поцеловал.
— Кроме тебя, у меня никого больше не будет, — сказал он. — На этот раз я обещаю.
Она поцеловала его, закрыв глаза и сознавая, что это их последний поцелуй.
— Знаю, — прошептала она.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
Hил Эшер
Струд
Огромное, смахивающее очертаниями на лиру существо плыло по парку в мою сторону. Высотой метра четыре и примерно три в ширину. Толстая, мягкая плоть его тела трепетала и колыхалась, словно от невидимого ветерка. Струд устремлялся ко мне, без всяких сомнений, его длинные антенны и щупальца шевелились, выискивая человека в пространстве, жалящие бульбочки на их концах блестели и пульсировали. И он издавал кошмарные звуки, сравнимые разве что со стенаниями одинокого привидения в пустом аварийном дурдоме: тоскливый глухой вой, перемежающийся гортанным бессмысленным ревом. Почти инстинктивно я бросился к первому попавшемуся патуну, преследуемый наступающим монстром. Оберег-матрица патуна отреагировала перламутровой вспышкой, перемещая нас в транзитную камеру. Меня бросило в жар, даже кожа покраснела, словно ошпаренная, но из-за струда или патуна, с уверенностью не берусь сказать. Па-тун отключил оберег-матрицу струда, и теперь этот ходячий кошмар лежал неподалеку парализованной кучей кроваво-красного тряпья. Я оглядел замкнутое пространство: коробка десять на десять, на полу мелкие камешки, какие-то косточки, обломки ракушек, фрагменты вроде бы черепашьих панцирей. Очень хотелось заплакать.
— Любо-о-овь! Съем тебя-а-а! — надрывно заревел струд. — Хочу-у-у! Бо-о-оль!
Очевидно, еще одна из пресловутых «трудностей перевода»? А все этот дурацкий гилст, то бишь галактический интерлингвист! Нашлепка, которую мне прилепили у основания черепа, педантично проросла тонюсенькими корешками в мой мозг, и оказалось, что наша новейшая версия «Пентиум Синапс» — мощный революционный прорыв земных технологий! — всего лишь древние канцелярские счеты с разрозненными костяшками по сравнению с гилстом. Любопытно, что нам, землянам, эта штука служит во сто раз старательней, чем ее инопланетным разработчикам. В том-то и несчастье. Мой интерлингвист изначально загрузил в себя ВЕСЬ АНГЛИЙСКИЙ ЦЕЛИКОМ, очевидно, благодаря презумпции по умолчанию, что я знаю собственный родной язык в идеальном совершенстве. Поэтому, переводя любую сказанную мне фразу, он выплескивал в мое сознание абсолютно все значения каждого слова, почерпнутые из всех возможных и невозможных специализированных словарей. Вот так, к примеру, коротенько и со вкусом, в его исполнении прозвучало то, что мне поведал какой-то унылый тритон, обладатель пяти красных глаз и плавно волнующегося экзокишечника, как только я прибыл на космическую станцию пришельцев: «Для совмещения полусферы с поликарбонатным интерфейсом следует произвести субаксиальное смещение на пятнадцать градусов». (А ведь я всего-то спросил, где находится автомат-навигатор! И он, указав на громаду ближайшей стены, ответил: «Вон там».)