Журнал «Если», 2006 № 12
Шрифт:
— Ну и где? — спросил Бонза.
Кирдык начал спускаться в каменоломню. Бонза бывал здесь, но давно. Тут водились змеи, а змей он не любил, хотя в такую жару они точно сидят под камнями. Он и перестал сюда ходить после того, как напоролся на здоровенную гадюку, выползшую погреться на камень, только было это не летом, а весной: змея тогда зашипела и внезапно поползла в его сторону, пришлось забросать ее камнями, хорошо, что первый же попал в голову.
— Вот, — сказал Кирдык, — подводя его к куче досок у самого выхода из каменоломни,
— Доски, — сказал Бонза, — просто доски!
Кирдык отшвырнул парочку, и в проеме показался ящик.
— Мало, расчисти место! — приказал Бонза.
Кирдык послушно начал отбрасывать доски, появился еще один ящик, затем еще один…
— Отойди!
Кирдык послушно отошел и сел на камни, тяжело дыша, как рыба, которую выкинули из воды.
Бонза снял с пояса нож и подошел к первому ящику. Тот был не из дерева, а из металла, крышка плотно закрыта, сбоку — замок.
Он попытался поддеть крышку ножом, но ничего не вышло.
Равно как ничего не вышло из попытки открыть ножом замок.
Солнце припекало все сильнее, скоро надо будет возвращаться.
Бонза огляделся в поисках подходящего камня.
Все слишком большие, такие одному не поднять.
Вот бы размером с футбольный мяч найти…
Отчего-то он вдруг вспомнил, как мальчишкой играл в футбол. В том мире, которого давно уже нет. Они собирались вечером и пинали мяч до поздней ночи, пока родители не загоняли их домой. На воротах обычно стоял Толстяк, Лох был в нападении, сам он — в полузащите…
Камень размером с футбольный мяч все-таки отыскался. Бонза взял его двумя руками, тот оказался таким горячим, что пришлось сразу же положить его обратно.
— Горячий? — тупо поинтересовался Кирдык. — А ты водой его полей!
— Умник! — огрызнулся Бонза и снова поднял камень с земли.
Отчего-то на этот раз он был уже не таким горячим. Бонза поднес его к ящику, примерился и стукнул несколько раз по замку.
Наконец замок с каким-то непотребным звуком чавкнул и отвалился, Бонза отбросил камень и откинул крышку.
Посмотрел внутрь и сразу же закрыл.
— Эй, — сказал Кирдык, — я тоже хочу.
— Маленький еще! — проговорил Бонза. — Тебе туда лучше не смотреть!
— Это еще почему? — обиделся Кирдык.
— Умрешь со страха! — хохотнул Бонза.
Кирдык внезапно задышал еще сильнее, было видно, как лицо его покрылось крупными каплями пота.
— Это ведь я нашел! — наконец выдавил он.
— Нашел, нашел! — проговорил Бонза, а потом добавил: — Ну а теперь забудь, придет время — покажу!
— Обманешь! — чуть не плача сказал Кирдык.
— Успокойся, — ответил Бонза, — там ничего интересного…
— Все равно покажи! — ныл Кирдык.
Проще всего было набить ему морду, но тогда Кирдык мог обидеться и донести на него Старшей Матери. С него станет, наложит в штаны от страха и настучит. Так что придется показать,
— Смотри! — Бонза откинул крышку.
Кирдык уставился в ящик, там, завернутые в промасленную бумагу, лежали какие-то длинные штуковины.
— Чо это? — спросил Кирдык.
— Штуки разные, — лениво ответил Бонза, — инструменты. Тут ведь каменоломня, приходили рабочие, что-то копали, ну а это — насадки для копания…
— Камни не копают! — сказал Кирдык.
— Значит, для взрывания… Есть это нельзя…
— Значит, зря нашел? — обиженно спросил Кирдык.
— Кто знает, — так же лениво ответил Бонза, — пусть лежат, может, пригодятся…
— Обратно хочу! — заныл Кирдык и добавил: — Жарко, дай еще попить!
Бонза закрыл ящик, положил на место доски и лишь потом протянул Кирдыку фляжку.
Тот опять начал булькать, но Бонза уже не считал глотки, а думал, как ему одному перетащить все это из каменоломни.
Ящик, полный автоматов. В другом, скорее всего, патроны. В третьем, наверное, что-то подобное. Пулеметы, пистолеты, мины, гранаты. Три ящика, которые изменят судьбу мира, ведь если его нельзя спасти, то можно уничтожить, теперь у него есть чем.
К жилищу они вернулись уже под вечер. Кирдык сразу завалился спать, а Бонза пошел на реку и долго плавал в заводи, потом растянулся на берегу и начал думать, где бы все это припрятать.
И вспомнил про пещеру.
Там точно никто не найдет.
Про нее никто не знает, он случайно наткнулся на лаз, когда бродил по холмам в самом начале лета.
Забрел в лес и наткнулся.
Когда он снова пойдет в каменоломню, то Кирдыка с собой не возьмет.
А ходить ему придется много раз, за один день все три ящика не перетащить.
Месяц, два…
Перетащил он все лишь к концу лета, теперь оставалось одно: ждать.
И, кажется, он дождался.
Как только наступит карнавал. В первую же ночь. Если никто не помешает. Внезапно он чувствует, как кто-то подходит сзади и останавливается у него за спиной. Он знает эти шаги и знает, что сейчас последует. Мягкая ладонь коснется его плеча, и ему не останется ничего, как встать и пойти. Его опять выбрали, недаром ему иногда все еще кажется, что если бы Лох свистнул тогда сильнее, то и в тот, последний, раз они досмотрели бы кино до самого конца.
Неправильность мироздания — вот что смущало ее с того самого дня, как все изменилось.
Именно смущало — самое, пожалуй, точное определение.
Разница между тем, что было когда-то, и новой реальностью, окружающей ее уже столько лет, заключалась лишь в одном несущественном слове.
Счастье.
Смешном, кособоком, забытом на вкус, как шоколадные конфеты.
Если оно и не было синонимом света, то существовало где-то рядом, как всегда рядом витали воспоминания. Они оживали ночами, и не было никакой возможности их убить.