Журнал «Если», 2007 № 03
Шрифт:
Нам будет трудно.
Может быть, надо было снять охотничий домик где-то в горах? На северных озерах? Тоже ничего, хотя и не сравнится с морем. Можно ведь подобрать какой-то вариант, который устраивал бы всех — меня, ее, аргуса…
У меня давно не было женщины. Нелегкий характер и уходящий назад подбородок не так уж много значат при таком раскладе.
Ее руки обнимали меня за шею, волосы раскинулись по пестрым подушкам. Она пахла
— Погоди, — сказал я.
Кольцо рук, обнимающих меня, распалось.
Я прошел по комнате, перерезанной светлыми лунными тенями.
Аргус лежал у порога, бока его тревожно ходили. Я положил руку ему на голову.
— Ну что ты, что ты…
Он ткнулся лбом мне в ладонь и замер. Я постоял так, потом осторожно убрал руку.
Им тоже снятся дурные сны.
— Извини меня, — сказал я в темноту, — я сейчас.
Она уже сидела на кровати, скалывая волосы заколкой, острые локти нацелены на меня.
Я попробовал обнять ее, но она была как деревянная.
— Ну, ты же знала, за кого выходишь замуж, — я старался говорить ровно.
— Эта собака… — она дышала часто-часто, как аргус, — она тебе дороже, чем я…
С аргусом я провел десять лет. С ней не прожил и месяца.
— Это не собака.
— Какая разница. Это животное.
Мы тоже, подумал я, но говорить не стал.
— Пойми, он зависит от меня не меньше, чем я от него. Мы одно целое.
— Глупости! — она подняла голову, заглядывая мне в глаза. — Это самовнушение. Я знаю, в глубоком космосе одиноко и вам специально дают этих аргусов, чтобы вы не чувствовали себя совсем-совсем плохо, но теперь-то с тобой я!
Она хочет как лучше, я не должен на нее злиться.
— Послушай, — сказал я мягко, — даже если бы это была просто собака, я бы ее не бросил. Но это не собака. Это аргус. Поводырь. Без них мы бы не вышли в глубокий космос. Не расселились по Вселенной. Это они отыскивают червоточины. А мы только ставим маяки.
— Ну и что? При чем тут ты и я?
— А то, что это договор. На всю жизнь.
В летном училище специально отбирали людей, способных контактировать с аргусом; считалось, для курсанта это большая удача — самая романтическая, самая престижная и денежная профессия. Сначала было действительно лестно. Потом уже нет.
Забавно, я так и не знаю, как относятся к людям аргусы. Возможно, они просто любят людей. Как собаки, бескорыстно. И хотят им помочь. Услужить. Чтобы людям было хорошо, чтобы человечество процветало. А нам нужно пространство. И мы заключаем договор.
А может, они едва терпят нас. И нужно им то же, что и людям — пространство. И у них есть свой аргус-тест
Как бы то ни было, связав свою жизнь с человеком, аргус обрекает себя на вечное изгнание. Эту связь невозможно разорвать, а человек не может жить в мирах, населенных аргусами.
— Почему?
Оказывается, я говорил вслух. У меня образовалась такая привычка за годы глубокого поиска.
— Там темно. Абсолютный, полный мрак. Человек мучается. И если аргус с человеком в связке, он мучается тоже. Такая связка обречена.
— А аргусы… как же они без света?
— Они видят силовые поля.
Поэтому мы не конкурируем за пространство. Симбиоз, взаимовыгодный симбиоз. Аргусы показывают нам червоточины. Находят для нас миры. А мы на своих кораблях доставляем их в области, для человека все равно непригодные… Темные области Вселенной, куда без помощи наших летательных аппаратов они проникнуть не могут.
— Когда человек и аргус в связке… — она запнулась, — аргус чувствует то же, что и человек?
— Ну да. До какой-то степени.
— Значит, когда мы… когда ты…
— Послушай, — сказал я как можно убедительнее, — собаки тоже чувствуют. И кошки. Связь с аргусом — просто доведенный до предела контакт между человеком и животным. Или человеком и человеком.
То, что я говорил, было логично и правильно, но она все равно заплакала. И когда я начал ее утешать, расплакалась еще сильнее. Кажется, с женщинами это бывает.
У порога аргус вздрагивал и всхлипывал во сне.
Березовые поленья пахли именно так, как и должны пахнуть березовые поленья. Как я себе и представлял. Темные верхушки елей на противоположном берегу отражались в озере. На воду, хлопая крыльями, села утка, за ней протянулся длинный темный расходящийся след.
Похолодало. Я потянулся за курткой, и в это время запищала «болтушка».
— Дорогой, — сказал голосок, тоненький, словно комариный писк. — Ты слышишь меня, дорогой?
— Да, — я машинально удивился нелогичности вопроса: ну как я мог ее не слышать?
— Я задержусь. Немножко. Мне надо встретиться с заказчиком, а он опаздывает, и я…
Они все так много говорят, когда можно обойтись двумя словами?
— Понятно. Когда соберешься домой, позвони мне. Я разогрею ужин.
— Да, — я слышал, как она прерывисто дышит, и подумал, что сейчас она, наверное, кусает губы. — Дорогой?
— Слушаю.
— Должен приехать один человек. Мой двоюродный брат. Мы с ним встретились в городе, и я его пригласила к нам. Неловко отменять.