Журнал «ЕСЛИ», 2008 №3
Шрифт:
Взаимная ненависть противников была настолько гармонична, что высшей ее точки они достигли одновременно.
Одевались с вызовом, не пряча глаз – напротив, меряя друг друга презрительными взглядами.
– Ненавижу! – напоследок процедила она и ушла, исполненная правоты, по хрусткой гравийной дорожке.
Ей и впрямь не в чем было себя упрекнуть: акт половой ненависти с врагом никак не может считаться предательством.
По пути домой Артём останавливался под каждым фонарем, озабоченно осматривал рукава, обирал с пиджака травинки,
Наладонник-то хоть цел? Достал, включил. Цел. Надо же!
Мимо прошла молодая натуралка с указательным пальцем в правом ухе. Должно быть, придерживала втулку сотика.
– А что он может возразить? – ликующе вопрошала она. – Он мне слово – я ему диагноз…
Войдя в тонко благоухающий хлоркой подъезд, Стратополох небывало долго поднимался на второй этаж, останавливаясь в раздумье через каждые три ступени. Просто не знал, как поступить. Сразу нырнуть в ванную комнату и там привести одежду в порядок? А пуговки? Муж, попросивший ужены иголку с ниткой, уже изменник, иначе бы он просто велел залатать что у него там порвалось. Даже если вообразить, будто Артёму удастся незаметно слямзить швейные принадлежности (знать бы еще, где они лежат!) и произвести ремонтные работы втайне, Виктория быстро и неминуемо углядит следы его неумелой мужской руки.
С кряхтеньем отомкнул дверь, вошел.
Первым в прихожую высунул физию Павлик. Рот до ушей, в глазах чертики, на шее юннатский галстук нежно-голубого цвета. Завидевши такое, Артём оторопел настолько, что все его проблемы повылетали из головы.
– Эт-то еще что за…
– А это Митькиной сеструхи галстук! – радостно отрапортовал сын. – Из-за которого мы сегодня Митьку из юннатов выгоняли…
– Выгнали?
– Не-а! На поруки взяли.
– Кто?
– Да все! И я тоже.
– Откуда он у тебя?
– Трофей. Я ему говорю: хочешь на поруки – галстук гони!
– Так это не трофей, а взятка.
– Ну, взятка…
– А если увидит кто-нибудь?
– Так я ж на улицу в нем не выхожу. Скажи, прикольно?
– А мама?
– А я ей сказал, что у нас карнавал завтра… То есть не карнавал… этот… маскарад…
– Ну-ка быстро иди и сними! И чтобы я тебя больше в таком виде… Но тут в прихожую выглянула хмурая Виктория, строившая, должно быть, весь день зловещие планы отправки нетрадиционного супруга на принудительное лечение, – и Артём мигом вспомнил о собственном непотребном облике.
– Да понимаешь… – не дожидаясь рокового вопроса, снова закряхтел он. – Возвращался из «Прибежища» через парк, а там канава, оступился – ну и…
Осмелился поднять глаза и успел увидеть, как широкоскулое лицо жены приняло на миг удивленное выражение, а затем словно бы осветилось изнутри.
– Не умеешь ты врать, – с ласковой грустью сказала преобразившаяся Виктория, и пухлые губы ее тронула мягкая улыбка. – Какое «Прибежище»? Не было тебя там…
– Т-то
– Ну, может быть, на минутку и заскочил, для отмазки… – Не сводя с него смеющихся карих глаз, подошла вплотную, сняла травинку с пиджака, нежно огладила твердую мужскую щеку. – Глупый ты, глупый… – промолвила она. – Дурашка… Столько времени голову морочил… Лучше бы сразу правду сказал…
– Нет, позволь… – оскорбленно отстранился он. Она легонько дернула его за ухо.
– Ах ты, проказник! Ну, пойдем ужинать…
Чего угодно ждал Стратополох, только не такого приема. Да, он прекрасно помнил, что, когда несколько лет назад отконвоировал Вику в клинику Безуглова, ее там закодировали в числе прочего и от беспочвенной ревности. Но от беспочвенной же! А тут все улики налицо…
В какой-то степени это было даже обидно.
Пока облачался в домашний халат, супруга успела осмотреть и оценить повреждения на брюках, пиджаке и рубашке.
– Пуговки я переставлю, – успокоила она. – Как ее зовут?
– Кого?
– Пуговку.
– Вика… – взвыл Артём. – Ну вот как перед Господом Богом… Не знаю я, как ее зовут! Все вышло случайно, понимаешь, случайно! Если хочешь, по идейным мотивам… Ничего личного!
– Хорошо-хорошо! По идейным – так по идейным. Я же не ругаю тебя. Я просто счастлива…
– Чему ты счастлива?
– Тому, что муж у меня – нормальный человек.
– Сумасшедший дом… – простонал он, хватаясь за голову.
Ужин был изумителен. Он был даже изумительнее обеда, поскольку не сопровождался тихими проникновенными склоками.
– Слушай, а где портрет? – спросил вдруг Артём.
Первого лица на стене кухни больше не наблюдалось. Не мозолило глаза и оскорбительное изречение. Виктория вздрогнула и потупилась.
– В шкафу, – продал Павлик. А галстук так и не снял, вредина!
– Почему в шкафу?
– Ну… – беспомощно сказала Виктория. – Он же тебе не нравится…
И Артём Стратополох с мысленным стенанием вновь осознал себя мерзким растленным типом. Она же всем дорогим жертвует для него, всем самым ей дорогим!
– М-м… А ты не могла бы… – переждав спазм совести, попросил он, – достать на минутку…
Встревожилась, пожалуй, даже слегка испугалась.
– Зачем?
– Надо…
Встала, беспрекословно принесла, подала с опаской. Странно. Чего опасается-то? В легком недоумении Артём перевернул портрет, словно ожидал прочесть на обороте что-нибудь этакое, от руки: «Виктории Стратополох – на память. Доктор Безуглов».
Оборотная сторона портрета, естественно, была чиста.
Снова перевернул, всмотрелся.
– Что? – еле слышно спросила супруга.
– Что-то общее есть… – задумчиво процедил Артём. – Но, наверное, все-таки не он.
– Кто?
– Да понимаешь… Встретил сегодня на улице. То есть не на улице, а… Да, собственно, неважно, где я его встретил. И вот теперь смотрю…
– Кого встретил? Безуглова?! – подскочил Павлик.
– Да нет, конечно, – с досадой ответил Артём. – Так, похож… слегка.