Журнал «ЕСЛИ» №7 2007г.
Шрифт:
— В Контексте нет ничего божественного. Это лишь высшая геометрия. Само пространство-время — тень Контекста.
— Как скажете. — «Волк» примирительно поднял руки. — Не стану делать вид, что понимаю вас. Но верю. Каждому слову. Как еще вы могли тут оказаться и почему моя охрана хнычет за дверями? — Он упивался отражением залитой солнцем панорамы промышленного разорения у себя за спиной, где трубы нефтеперегонных заводов выдыхали синее пламя над плато, раскрашенным полосами цветов сливочного мороженого. — О’кей. Вы пришли из будущего, преодолели два миллиона
Ноэль подался вперед, не зная, как ответить. Что делать с «волком», у которого в коре мозга что-то закоротило, у которого врожденный дефект, ущербный участок ДНК, наделивший его жестокостью и хитростью, не смиряемыми ни гневом, ни страхом, ни совестью?
— У нас есть религиозные общины… — начал Ноэль. «Волк» его оборвал:
— В Занебесной. Там все есть. Это я понимаю. Но вот вы двое. Вы верующие?
Най’а мрачно прищурилась.
— Это не то, что вы имеете в виду.
— А что я имею в виду?
— Вы хотите сохранить, что имеете. — Най’а неторопливо приблизилась. — А мы намерены у вас это отобрать.
Босс хмуро обратился к Ноэлю.
— Она ведь не человек, так?
Ноэль беззвучно хохотнул, отмахиваясь от глупого вопроса.
— Даже не примат.
— Я Контекст, трехмерная репрезентация в пространстве временной фазы возлюбленной Ноэля. — Откинув голову, она бросила убийственный взгляд на Аберранта. — Inamorata. Знаете такое слово?
— Звучит сексуально. — Кресло «волка» отъехало от стола, когда Най’а оперлась о его край коленом. — Если гнев не срабатывает, пускаешь в ход свои дамские штучки? В этом все дело, детка?
— Ты отличаешься от других людей. — Она скользнула по отполированной столешнице, приближаясь к нему, преувеличенно заигрывая. — Не думаешь, что будет потом.
— Можно сказать и так. — Он поднялся, и Най’а, скатившись со стола, столкнулась с ним. Ловким движением он схватил ее за горло. — А вот ты уже в прошлом.
Най’а чувственно прижалась к «волку», гротескной похотливостью заставляя его отступить к окну.
— Казуистика, — прошипела она с натянутой улыбкой, и непримиримая тьма заклубилась в ее глазах.
Когда он сжал ее горло, она стукнула нефритиком по стеклу. Пульс вакуумного течения, передавшийся от ее поврежденного тела оболу, разрушил электростатические связи в некоторых атомах кремния, и стекло взорвалось.
«Волк» повалился спиной в рой стеклянных осколков, в каждом из которых мерцало крохотное солнце. И падал до самой земли, расширенными глазами глядя в бесконечную синеву.
Най’а провела пальцами по оттиску Три-Сьерра, своей последней связи с Занебесной. Они с Ноэлем стояли на краю ада, на уступе остывающего обсидиана над гигантским котлом переливчатой лавы. Огненные
— Нами движет сострадание.
Большего и не требовалось говорить. Будущее, каким они его знали, утрачено, скрыто за волнами перемен, которые они инициировали здесь, на Земи, за два миллиона лет в своем прошлом. Сопряженный с Занебесной обол подхватывал независимые нити с мировой канвы, которую они смяли, и места, разделенные эонами времени и парсеками пространства, соприкасались. Ордовикские водоросли засорили Ниагарский водопад. Леса плауна запятнали Сахару. Чтобы стадо динозавров не вытоптало Елисейские поля, Ноэлю пришлось обрубить одно из ответвлений.
Най’а подбросила обол, и в красном свете он мигнул зеленой иглой. Когда он упал в раскаленную лаву, его нефритовая оболочка обратилась в пар, во вспышку света, краткую, как от огонька спички.
Завитком дыма обол ушел с Земи, и вакуумное течение, поддерживающее трехмерную репрезентацию Най’и, распалось.
Она рухнула на руки Ноэлю, и с темного горизонта накатил удар величественного грома.
Опустившись на колени, он баюкал ее голову, выискивая хотя бы искорку в застывших глазах. Алые пары, колыхавшиеся в звездных далях, унесли ее душу.
Она выходит из тела и снова оказывается в Занебесной. Сейлле тонет в лиловой вечерней дымке, синих деревьях и черных прудах под светящимися потоками облаков и узкими перешейками звезд. Среди этих красот ожидает сокровенная радость, обещанная ей испокон времен. Ей нужно лишь спуститься туда — в рощи ив и рифы лавандового тумана.
Из сгустков черного света среди деревьев манит Контекст.
— Сострадание течет из порванных вен. — Голос мог бы принадлежать ей, только нотки в нем величественные. — Без твоего обола смерть найдет тебя повсюду. Но не здесь.
Да, здесь Контекст воссоздал ее из архивов и руин Земи. Из этих архивов через века обращается к ней Платон: «Смерть есть отделение души от тела… и всякая душа бессмертна».
Вот почему она снова стоит в Сейлле, призрак под серыми деревьями. Подобно богу Платона и его родичей, индоевропейских разумных приматов, Контекст создал ее как душу и тело.
— Я не могу остаться, — говорит она в индиговую тьму и слышит, как ее слова падают в безмолвие, в покой космической пустоты. — Мое место на Земи с Ноэлем.
— Твое? Или храмицы Ноэля? — Величественный голос отступает, теряется в листве, и она поднимает лицо к живым звездам и слушает: — Без обола твое назначение храмицы найдет счастливое завершение. Здесь, в Занебесной. Оставь Ноэля — и приди к сокровенной радости.
Что движет ею? Чужой замысел или ее собственное желание? Она не видит меж ними различия. И ей все равно.
— Теперь мое место на Земи. С Ноэлем.
— Это твой сосуд Сивиллы. От попечительства о нем ты освобождена. — Голос звучит слабо, пунктиром в ее мыслях. — Без обола тебе придется самой кормить, самой исцелять свое тело. И все равно за тобой придет смерть. Останься.