Журнал «Компьютерра» N 31 от 29 августа 2006 года
Шрифт:
Вышеприведенный пример с институтом показывает, что эта схема практикуется гораздо шире, чем принято считать. Она выходит за рамки чисто коммерческого сектора экономики. То же самое происходит с огромным количеством наших НИИ, академических институтов и т. п. Они перманентно остаются искусственными полубанкротами. В последнее время наметилась тенденция, когда к руководству такими учреждениями приходят люди, не имеющие к науке ни малейшего отношения.
Та реформа науки, которая сейчас идет, оздоровит ситуацию?
– Я считаю, что реформа хоть и неудачно задумана, но необходима. В идеале, с моей точки зрения, РАН должна превратиться в Почетный Орден, замкнутый и самоуправляемый, куда люди выбираются по их научным заслугам. При этом институты, недвижимость должны остаться в управлении собственника, то есть государства. Владелец должен иметь право управления,
Я сам из академической среды. Сейчас я зарабатываю на жизнь вне Академии, но остается свободное время и для науки, я пишу, печатаюсь. Но мне, как любому ученому, было бы гораздо приятнее работать в институте и получать деньги за то, что представляет для меня наибольший интерес. Впрочем, я не жалуюсь - гуманитарию очень ценна возможность увидеть жизнь с изнанки. С этой точки зрения адвокатура - уникальное место. Считаю, что постоянно нахожусь в полевом исследовании.
Можно ли сказать, что проблемы с теневым хайтеком лечатся тем же методом, что аналогичные схемы в нефтяной, скажем, отрасли? То есть нужно менять законодательство, правила работы бизнеса вообще, а не отдельно научной отрасли?
– Одним законодательством ничего и никогда не излечишь. Это процесс болезненный, это культурный процесс. Но в том числе, конечно, надо использовать и законодательство, и административные меры. Сегодняшняя ситуация неопределенности является почвой для всех этих подпольных схем. Нет хозяина, нет контроля, нет ощущения справедливости, есть запутанные финансовые потоки, все это провоцирует энергичных людей, имеющих подконтрольный им ресурс, развернуть потоки в свою пользу. Чтобы с этим бороться, надо менять всю систему.
Как, опять менять систему? Не успели толком построить капитализм - и опять плохо?
– Стоп! Кто вам сказал, что у нас капитализм? Я глубоко убежден в том, что если мы и были когда-либо близки к капитализму, то лишь в годы советской власти. В моем понимании капитализм - это способ ведения хозяйства, основанный на рациональном расчете, на планировании, инвестировании, учете прибыли и получении задуманного результата.
Вот у вас в шкафу - Маркс: классы, частная собственность на средства производства. По этим признакам капитализм у нас есть
– А кто сказал, что частная собственность и капиталистическая частная собственность - одно и то же? Это разные вещи. То, что мы имеем сегодня в экономике, - результат редукции. По типу хозяйствования мы откатились на два-три века в прошлое. В СССР по уровню рациональной организации экономика была более капиталистической, чем сейчас. Рациональности в ней нынче гораздо меньше. Зато появилось множество частных собственников, а в СССР был единственный собственник - государство. В этом отношении произошла существенная подмена понятий, и это дело рук того поколения, к которому я принадлежу (я такой же грешник, только кающийся). Мы были воспитаны на «Радио Свобода» и «Голосе Америки». Мы очень примитивно воспринимали постулаты «свободной экономики», «демократии», не понимали их сложной природы, привязки к определенной культурной традиции, нам казалось, что достаточно что-то провозгласить, чтобы оно появилось. Мы совершили крупную ошибку. Проблема советской экономики состояла не столько в отсутствии частной собственности, сколько в сверхмонополизации. Самое разумное, что можно было сделать тогда, на рубеже 90-х годов, - провести глубочайшую демонополизацию экономики, создание гострестов в командных областях, поэтапное превращение этих государственных трестов в публичные корпорации, - я не говорю слово «приватизация», потому что приватизация в экономике, в которой нет денег, невозможна. Приватизация предполагает продажу. Поэтому еще лет десять-пятнадцать это были бы гостресты, но работающие в конкурентной среде. Приватизация должна была произойти в легкой промышленности, в сфере услуг. Получился бы некий венгерско-китайский вариант, который снял бы нагрузку с государства в тех отраслях, где нужны небольшие инвестиции. Туда бы и хлынули те криминальные деньги, которые хлынули в нашу экономику в конце 80-х - начале 90-х.
В чем тогда разница с тем сценарием, который реализовался?
– В том, что деньги теневиков пришли бы не в космическую промышленность, не в нефтяную отрасль, они бы пришли в кафе, в предприятия по пошиву одежды. И бог с ним, там бы они завертелись, это стало бы школой капитализма для нового класса… Так что если рассматривать рост экономики с точки зрения
То есть технологии XXI века у нас вовлечены в экономические отношения где-то на уровне XVIII века?
– Совершенно верно. В этом парадокс. Мы получили много собственников, но эти собственники не капиталисты. У них нет ни буржуазного сознания в политическом плане, ни навыков капиталистической организации труда. Одна из наших величайших иллюзий в том, что если изменить титул собственника и назвать что-то государственное частным, то эффективность повысится. Да ничего подобного. Если министр превратил часть собственного министерства в трест, а потом трест - в частную компанию (а это основной путь, которым мы шли), он руководит этой компанией так же, как руководил министерством. Если референт в министерстве подсовывал ему бумаги на подпись, делая свои маленькие делишки и получая за это мзду, а теперь он стал называться помощником председателя совета директоров, то воровство от этого не перестало быть воровством. Изменилось другое - упал уровень организованности, уровень рациональности.
ТЕМА НОМЕРА: Жизнь после серости
Автор: Леонид Левкович-Маслюк
Некоммерческая ассоциация «Российский дом международного научно-технического сотрудничества» была учреждена Миннауки, РАН, Госимуществом и Российским фондом фундаментальных исследований в 1993 году. В нее входят полтора десятка инновационных компаний, в части которых она выступала соучредителем. «Российский дом» можно назвать виртуальным технопарком: ассоциация не предоставляет помещения или оборудование для стартапов, но она находит для них инвесторов, менеджеров, зарубежных партнеров, способных вывести на рынок перспективные технологии. Кроме того, ассоциация занимается проведением выставок российского хайтека за рубежом.
Я попросил президента «Российского дома» Бориса Салтыкова (в недавнем прошлом, напомню, министра науки РФ) прокомментировать ситуацию теневой продажи технологий, о которой рассказывает Владимир Пастухов в материале «XXI/XVIII».
Борис Георгиевич, насколько сегодня типична такая форма существования инновационного бизнеса: где-то в недрах полунищего НИИ создается новая технология мирового уровня. Она продается за огромные деньги через специально созданную за рубежом фирму-агента. Доход достается в основном дирекции. Нищенское состояние НИИ от этих упражнений не изменяется.
– Продажа результатов работы через подобные фирмы началась очень давно - я думаю, еще до нашей капиталистической революции. Еще при Горбачеве - в кооперативах, и в так называемых центрах НТТМ [Научно-технического творчества молодежи], которые получили гораздо бо,льшую хозяйственную самостоятельность, чем госпредприятия. Потом этот опыт пригодился при создании настоящих частных фирм при институтах (институт обычно был их [со]учредителем). Такие фирмы свободно использовали все активы института (помещения, оборудование, приборы и пр.), причем чаще всего без всяких документов. Эта схема распространена и до сих пор. Конечно, она серая в том смысле, что коллективы этих фирм часто не платят арендную плату, зарплата выдается в конвертах и т. д. Недавно контрольное управление Президента РФ проверяло институты РАН, и были найдены великолепные примеры таких схем. Один из институтов сдавал пару тысяч квадратных метров за двадцать долларов в год, хотя все знают, что в этой части города минимальная цена - триста. Все понимают, где остальные деньги, а администрация объясняет: нам нужно ремонтировать, докупать компьютеры, а если мы все покажем, все и уйдет в бюджет, потому что это госимущество. Вот это и называется серой экономикой. Она может быть и не криминальной, а, наоборот, работать как бы в пользу сотрудников. Но поди проверь, не себе ли в карман директор кладет эти деньги. Никто не проверит всех, но могу предположить, что значительная часть институтов живет, применяя подобного рода серые схемы. В чем может быть, между прочим, и большая несправедливость: в огромном здании в центре Москвы может сидеть совершенно бездарный институт и жить хорошо, сдавая свои площади в аренду. А прекрасный коллектив, которому достался в 1992 году подвал, не имеет такого подспорья.