Журнал Наш Современник №1 (2003)
Шрифт:
Однако ничего себе компания для племянницы и воспитанницы Венского салона графини Розалии Ржевуской, которая была дочерью княгини Любомирской, гильотинированной на Гревской площади в Париже вместе с королевой Марией-Антуанеттой! Вместе с матерью, будучи еще девочкой, пробыла Розалия Ржевуская несколько месяцев в тюрьме (В. Белоусов, с. 58). Очевидно, что автограф Марии-Антуанетты, украшавший коллекцию Каролины Собаньской, урожденной Ржевуской, — от тетки.
Вместо заключения
Если допустить, что в имени Эльвина сочетание “Элленора — Каролина”, то похоже, что знакомство поэта с К. Собаньской произошло не в феврале 1821
В Крыму же он был короткое время “счастлив разделенной любовью” (М. Гершензон. Мудрость Пушкина. М., 1919, с. 196).
Почему в конце письма о крымских впечатлениях (А. А. Дельвигу, декабрь 1824 г., черновик) поэт приписал: “Пожалуйста, не показывай этого письма никому, даже и друзьям моим...”? Интересно, что впоследствии (1826) это письмо будет адресатом, с согласия автора, опубликовано в “Северных цветах” и считается предназначавшимся к печати. В собрании сочинений дается не в томах писем, а в разделе “Воспоминания и дневники” (т. 7, М., 1962, с. 280—282). Что изменилось за один год? Но это был 1825 год...
Как не вспомнить А. А. Ахматову, которая, говоря о приеме антитезы: “Не посвящал друзей в шпионы” в черновой строфе (XIV—XV) 2-й главы “Евгения Онегина”, пишет, что это означает: “Кто-то ...посвящал друзей в шпионы и не уважал в других решимость мнений, красоту гонимой славы, талант и правоту сердца, т. е. не уважал его — Пушкина и его же, друга, посвящал в шпионы, т. е. распускал слухи о том, что Пушкин шпион.
Укор жестокий и кровавый, и этого ...Пушкин до смерти не забыл и не простил. Здесь очень пахнет Собаньской , которая, заметая следы, могла сказать, что в чем-то виноват Пушкин, в то время как это была ее работа” (Неизданные заметки А. Ахматовой о Пушкине. Вопросы литературы. 1970, 1, с. 158—206; выделено мною. — Л. В. ).
М. А. Цявловский свидетельствовал, что рукой Собаньской написаны “донесения Витта о слежке за декабристами”, что она “была... не просто авантюристкой, а самым ревностным провокатором, доносчиком, агентом III отделения” (Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. М., Изд-во АН СССР, 1951, т. 1, с.171).
В письме Дельвигу поэт также пишет: “В Юрзуфе я жил сиднем ...” (выделено автором. — Л. В. ). Зачем подчеркнул он? А затем: “В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество...”
Вспомнились “почтовые ящики” — дупло дуба в “Дубровском”, в “Барышне-крестьянке”, бесконечные рисунки деревьев в рабочих тетрадях...
И еще в нем — о фонтане в Бахчисарае: “К* поэтически описывала мне его...”, а также, похоже, — “ключевые слова”: “или воспоминание самая сильная способность души нашей, и им очаровано все, что подвластно ему?”.
Эта же мысль — в письме Дельвигу 23 марта 1821 года, в письме Вибельман Пушкину 26 декабря 1833 года.
Кстати, Алексей Берестов, герой “Барышни-крестьянки” (20 сентября 1830, Болдино) привлекает наше внимание “черным кольцом с изображением мертвой головы”, адресом “его писем” (“А.Н.Р.” — Александру Николаевичу Раевскому? — Л. В. ), выделенным автором. Но более всего интересна “иллюстрация” (Рабочие тетради, т. VII, ПД 841, л. 81 об., рис. 2). Первая строчка повести звучала: “В одной из южных губерний наших”. На рисунке вслед женщине глядят трое мужчин. Профиль среднего, похоже, — автопортрет,
В августе 1999 года почти весь материал, предлагаемый вашему вниманию, был предложен к публикации, но, по независящим от автора причинам, не был опубликован. В октябре 1999 года я познакомилась с рукописью одесского исследователя А. С. Говорова “Пушкин и Каролина Собаньская в Крыму, в Одессе и в Петербурге” (1964 г., Пушкинский Дом РАН, Санкт-Петербург, регистрационный номер 97,3/75, 48 стр.). А. С. Говоров считал, что Пушкин познакомился с Собаньской в 1820 году в Гурзуфе (с. 2). С нею связывал стихи “Дорида”, “К Дориде”, “Нереида”, “Буря”, многие другие — более 30 произведений. Писал, что она — “амазонка, спутница верховых поездок по окрестностям Гурзуфа” (с.19).
В 1825 году А. С. Пушкин напишет:
На небесах печальная луна
Встречается с веселою зарею,
Одна горит, другая холодна.
Заря блестит невестой молодою,
Луна пред ней, как мертвая, бледна.
Так встретился, Эльвина, я с тобою.
...Не дает покоя это “затмение луной” того, о ком — в некрологе: “Солнце русской поэзии...”.
А в выпущенных строках из Главы четвертой “Евгения Онегина” (опубликована в январе 1828-го) после уже цитированных нами (“Женщины”) прочитаем:
...Пустая красота порока
Блестит и нравится до срока.
Пора проступки юных дней
Загладить жизнию моей!
Молва, играя, очернила
Мои начальные лета.
Ей подмогала клевета
И дружбу только что смешила,
Но, к счастью, суд молвы слепой
Опровергается порой!..
В 1835 году Пушкин вспомнит в стихах “В мои осенние досуги...” “и келью и харем”, определений им не найдет, стихи останутся незавершенными...
10 ноября 1836 года А. С. Пушкин напишет Н. Б. Голицину в Артек из Петербурга: “Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше возбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего “Онегина”, и вы, конечно, узнали некоторых лиц” (выделено мною. — Л. В. ).
Увы, нам их узнать трудно. Недаром так много гипотез о предмете “крымской любви” поэта. Но — возможно. И мне видится главным препятствием на пути к истине страх “запятнать” образ поэта. Как будто это возможно сделать! Хотя не исключаю и совершенно иного.
Юрий Кириенко-Малюгин • "Я бегу от помрачений..." (Наш современник N1 2003)
Юрий Кириенко-Малюгин
“Я бегу от помрачений...”
О чем шумят
Друзья мои, поэты,
В неугомонном доме допоздна?
Я слышу спор.
И вижу силуэты
На смутном фоне позднего окна.