Журнал Наш Современник №1 (2004)

Журнал Наш Современник

Симптомы шизофрении — опасной психической болезни — читаются в извне навязанных телезрителям и радиослушателям образцах мышления, рассуждениях, мечтаниях. И когда мы с горечью вздыхаем о том, что мир сошел с ума, то всего-навсего интуитивно ставим этому миру правильный медицинский диагноз.

Кто же и зачем проводит на нас преступные информационно-психологи­ческие эксперименты, с помощью информационных технологий цинично и расчетливо сводит общество с ума, как марионетками манипулирует людьми?

Главная цель разработчиков информационных технологий манипули­рования человеческими массами — власть, получаемая ими на всеобщих, прямых, равных и тайных выборах, которые еще в XIX веке называли в России “четыреххвосткой”, наподобие той плетки, которой в Древнем

Риме повелевали рабами. По заказу правителей, ухвативших сегодня власть и не желающих с ней расставаться, “человек разумный” при помощи техник словесного внушения переделывается в “человека голосующего”, то есть в микроэлемент людской биомассы, которая действует, как послушная внешним импульсам-командам машина для голосования. Манипуляции человеческими душами ради криминальных потребностей властителей получили закамуфлированно-ученое название нейролингвистического программирования.

Существует множество определений нейролингвистического программи­рования, среди них есть и заумные, основанные на стремлении “пустить пыль в глаза”, затушевать преступную суть этого явления, например: “НЛП — это создание многомерной модели структуры и функции человеческого опыта”. Определения попроще более откровенны: “НЛП — это речевое воздействие человека на человека с целью создания у последнего новых программ пове­дения и действия”. Еще нас убеждают, что НЛП — это всего-навсего “процесс уско­ренного обучения и переучивания, избавления от нежелательных стереотипов поведения, создания новых программ поведения”. Но во всех этих формулах четко вырисовывается, что некто посторонний для личности моделирует ей новый опыт, составляет ей новую программу поведения, избавляет от “стереотипов”, нежелательных этому чужому лицу!

Отношение постороннего, вмешивающегося в жизнь и психику человека, к своему “подопытному” звучит на языке нейролингвистического программи­ро­вания предельно цинично: “Человек — это текст, который можно и нужно править”.

Но прежде чем в наш мозг проник хищными щупальцами нейролингвист, намереваясь “переписать тексты нашего сознания”, каждый из нас получил много чего для себя дорогого, с чем вряд ли расстанется добровольно. Это замысел Божий о каждом человеке при его появлении на свет, это генетические программы, переданные ему от предков, это память детства (самые чистые впе­чатления души), это опыт, приобретенный в жизненных невзгодах, это убеждения, вынесенные из книг и споров. И вот в сознание личности бесце­ремонно вмешивается некто, называет твои разум и душу “неправильным текстом” и уже готов одно стереть из памяти, другое — изменить на противо­положное да еще втемяшить в твою голову в качестве приятного то, что тебе до глубины души противно. Трудно поверить, что сегодня при всех провозгла­шенных на словах идеях гуманизма возможно такое откровенное и бесцере­монное вторжение в человеческую душу. Но это именно так, ведь методики нейролингвистического программирования, по сути дела, провозглашают идею порабощения человеческих душ — “побуждение к реакции, противо­речащей, противоположной рефлекторному поведению организма”.

Дадим же свое честное определение нейролингвистическому программи­рованию, открыто применяемому сегодня в выборных игрищах и ристалищах. Это психологический захват души, насилие над личностью, которая может почувствовать агрессивное вторжение (и тогда в ответ резко оттолкнет на­сильника — “не лезь в душу!”), а может и не почувствовать. В этом-то и состоит дьявольское искусство технологов НЛП, которые еще называют себя “жрецами-лингвистами”, чтобы жертва их насилия не почувствовала воздействия, чтобы психические перемены произошли в человеке незаметно для него самого.

Методы нейролингвистического программирования — это чужое вмеша­тельство в подсознание человека, с тем чтобы управлять им незаметно. То, что “жрецы-лингвисты” или политтехнологи называют подсознанием, христиане именуют глубиной человеческой души, а всякое насильственное

в нее вторжение — соблазном и искушением.

Вторжение в подсознание осуществляется прежде всего путем гипноти­ческого транса. Гипнотический транс — особое состояние человека, когда он способен легче всего воспринять и усвоить внушение, чужую программу, команду извне.

Эта технология была открыта психиатром Эриксоном в конце XIX века и долго применялась с лечебными целями, но бурное развитие телевидения позволило политикам применить ее к совершенно здоровым людям. Технология телевизионного транса абсолютно совпадает с технологией введения в лечебный гипнотический транс.

Человек должен находиться в удобной позе (например, лежать на диване или сидеть в кресле, устав после рабочего дня). Его внимание должно быть сосредоточено на каком-либо предмете (и таким предметом как раз является телевизионный экран — яркое пятно с постоянно изменяющимися красками, притягивающее взгляд). Человек ни о чем не должен думать и не иметь в эту минуту никаких забот (именно в таком состоянии опускается на диван телезритель, отрешившись от служебной и домашней суеты). Это отправная точка телевизионного транса.

Именно в такие мгновения происходит беспрепятственное “формирование программ поведения человека, его целеустановок”. Три простые операции наведения гипнотического транса — присоединение вас к источнику внушения, ваше подчинение этому источнику, управление путем внушения новых для вашего жизненного опыта программ — такова азбука нейролингвистического программирования.

С отключенным сознанием, как бы в полусне, человек не фильтрует поступающие к нему информацию и команды, они беспрепятственно прони­кают в подсознание и оттуда неведомыми нам путями переправляются в сознание. В результате мотивы своих поступков жертва гипнотического транса не может объяснить сама себе, об этом знает только тот, кто записал команду на “подкорку”.

Помнится, в июне 1996 года с нами на даче жила моя старая знакомая — пожилая пенсионерка, бывший бухгалтер, перебивавшаяся на скромную пенсию и имевшая на попечении взрослого сына-наркомана. За два дня до выборов она вдруг, неожиданно для себя и для нас, засобиралась домой, в Москву.

— Зачем? Ведь вы хотели пожить с нами до конца июня.

— Голосовать! — не терпящим возражения тоном ответила мне старушка. — За Ельцина!

— Но ведь он же всего вас лишил, даже болезнь сына — это его вина как правителя, это же он допустил разгул наркомании в стране!

Мои увещевания были бесполезными. Старушка, подхватившая из телевизора импульс-команду голосовать за Ельцина, подобно тому, как промозглой осенью слабый здоровьем человек подхватывает тяжелый грипп, стала жертвой выборной президентской кампании. Таких запрограмми­рованных на избрание “любимого кандидата” можно наблюдать во время любых выборов, когда на избирательный участок приходят растерянные, озабоченные избиратели, рассеянно берут бюллетень, долго и напряженно вглядываются в длинный список, будто силясь что-что вспомнить, и затем ставят галочку против какой-то им самим неведомой фамилии. Специалисты по выборным технологиям, рекламируя свои услуги, хвастают, что, “по разным оценкам, посредством воздействия на подсознание избирателей можно привлечь от 2—3 до 10—15 процентов голосов от числа проголосовавших”. Однако более пессимистичные оценки дают цифру в 35 процентов всех избирателей, воспользовавшихся своим правом выбора. И это число внушает доверие, именно такую цифру называли американские консультанты после победы Ельцина в 1996 году, когда говорили об эффективности своих избирательных технологий. Примерно такое же число дал опрос населения после президентских выборов в июне 1996 года (“Коммерсант-Daily”, 1996, 29 авг.): “Для 32% из тех, кто голосовал за Б. Ельцина, его победа была безраз­лична, и лишь 67% были удовлетворены ею”. Командный импульс голосовать за Ельцина был сильным, но кратковременным, и уже в сентябре 1996 года уровень доверия к только что избранному президенту составил, по данным ВЦИОМ, всего 12%.