Журнал Наш Современник №12 (2002)

Журнал Наш Современник

* * *

Тыковлев сидел на диване перед экраном телевизора и внимательно следил за происходящим. Про себя он давно решил, что правильно сделал, не поехав встречать Горбачева. Стоял бы сейчас в этой кучке у трапа как оплеванный. Весь Союз бы видел, как поворотился задом к ним Горбачев и укатил на демократической “Волге” под охраной ельцинских автоматчиков с аэродрома. Надо через часок ему домой позвонить, поздравить с разгромом путча, поинтересоваться здоровьем, планами на ближайшие дни. Поди, отправится героев Белого дома хоронить, потом на Верховный Совет.

— Ну и что дальше? — спросил Тыковлев у Паттерсона,

примостившегося рядом на стуле с чашкой чая в руках. — Как вы думаете?

— Будет рассказывать об ужасах заточения на даче в Форосе, — усмехнулся американец. — Это для него сейчас самое главное. Разговоров-то по Москве много разных. Сами знаете. Многие уверены, что он это сам все подстроил, а как началось, струсил и решил отсидеться. Чья возьмет, на ту сторону он и перемет­нется.

— Ну, сложением трогательных историй ему не стоит увлекаться, — изобразил мудрость на лице Тыковлев. — Это уже пройденный этап. Перестараешься, так еще и не поверят. Что дальше делать? Вот ведь в чем вопрос, Джон. Я с ним завтра наверняка увижусь. Спрашивать будет.

— Продолжать начатое дело, — улыбнулся Паттерсон. — Все складывается как нельзя лучше. ГКЧП разгромлен. Его руководителей наверняка отправят в тюрьму. Демократическое движение получило мощный импульс для своего дальнейшего развития. На улицах горят советские танки. Их забрасывают бутылками с горючей смесью под аплодисменты народа. Под а-пло-дис-менты, — повторил врастяжку американец. — Вы себе могли такое когда-либо представить, Тыковлев? Я не мог. Это как волшебный сон. Перестройка успешно завершается. Еще месяц-другой...

— И что же через месяц-другой? — настороженно вопросил Тыковлев.

— Полная ясность! — воскликнул, потирая руки, Паттерсон.

— А в чем будет роль Горбачева? — опять спросил, вперив глаза в американца, Тыковлев. — Говорите, говорите, не стесняйтесь!

— В том, чтобы не мешать, — отрезал тот. — Не будет мешать, войдет в историю как человек, переменивший судьбу своего народа. Герой двадцатого века.

— Что значит не мешать? — обиделся Тыковлев. — Мы что же, в отставку должны уйти? Или как?

— Нет, зачем же сразу в отставку, — участливо улыбнулся Паттерсон. — Михаил Сергеевич очень будет нужен именно сейчас, на заключительном и решающем этапе перестройки. Он законный президент СССР, в его руках юридически остается вся полнота власти. Ельцину и его группе без помощи Горбачева будет очень трудно. Только одобрение Горбачева может придавать законность их действиям. Кроме того, очевидно, что Советский Союз нуждается в глубоком реформировании как государство. Переделать его ни Ельцин, ни другие главы союзных республик сами не могут. Полномочий на то нет, то и дело ссорятся и дерутся друг с другом. А против них такая махина, как КПСС, союзные министерства, союзный КГБ, союзная армия, прокуратура. Сломать эти структуры вопреки Горбачеву нельзя, в союзе с ним — можно и нужно. Так что работы впереди много, Александр Яковлевич. Вы-то как себя в этой обстановке видите?

— Я буду вместе с Михаилом Сергеевичем, — поджал губы Тыковлев. — Вместе начинали, вместе и пройдем эту дорогу до конца.

— Вот и хорошо, — засмеялся Паттерсон. — Уверен, что он это оценит. Правда, ваше собственное положение будет усложняться. Вы ведь у нас были, так сказать, идеологом перестройки. Сейчас перестройка подходит к концу, то есть к успешному завершению.

Наступает новый этап. У него есть своя идеология. Не перестроечная, а наша, капиталистическая. Ваша исключительная роль как идеолога переделки социализма может стать спорной. Будут другие претенденты на это место. Вы их знаете. К тому же немаловажное значение имеет отношение к вам Ельцина. Он, наверное, не забыл вашего выступления на пленуме ЦК, когда его в опалу отправили. Вы член Политбюро, он неудачный секретарь МК. Зачем ему держать вас подле себя? У него свои кадры, свои люди. Так что вы подумайте заранее.

— Я намерен пойти на траурный митинг в честь павших героев Белого дома и выступить там, — многозначительно заявил Тыковлев. — Там не только Ельцин и Горбачев говорить будут. Шеварднадзе тоже хочет. А я чем хуже?

— Да, да, сходите, не помешает, — согласился Паттерсон.

— Я Горбачеву и нового министра иностранных дел подсказал, — продолжал Тыковлев. — Хороший парень, из послов. Я его с детства знаю.

— А, это Банкин, что ли? — равнодушно переспросил Паттерсон. — Колоритная фигура. Его в МИДе, конечно, не полюбят. Ну и хорошо. Союзный МИД все равно доживает последние месяцы. На российский МИД смотреть сейчас, Александр Яковлевич, надо. За ним будущее. Дружите с Козыревым, мой вам совет.

— Мелко он плавает, зад наружу, — раздражился Тыковлев.

— Сейчас время великих перемен. Кто был ничем, тот становится всем, и наоборот, — назидательно заметил Паттерсон. — К этому времени надо суметь приноровиться. Это непросто. Но ведь вы у нас и златоуст, и писатель. У вас огромные потенциал и возможности. Переосмысление советской истории будет задачей целых поколений историков, политиков, политологов, литераторов, артистов и художников. Неужели это вас не увлечет? В ваших руках партийные и государственные архивы, за вами знание людей и событий, понимание социальных потребностей нового общества, которое будет складываться в вашей стране. Вашего слова будут ждать. И будьте уверены, в трудную минуту мы всегда будем готовы помочь. Вы можете не беспокоиться за свое будущее.

— Спасибо, — кивнул Тыковлев. — За эти годы мы стали с вами единомышлен­никами. Иного я от вас и не ожидал.

“А зря”, — про себя подумал Паттерсон, но, разумеется, промолчал.

* * *

Впереди по красной ковровой дорожке решительно удалялась меж высоких дубовых дверей кремлевского коридора высокая статная фигура Ельцина. Одет он был в темный костюм и белую рубашку с галстуком. Под желтоватым светом бра поблескивали серебром седые волосы, тщательно расчесанные и уложенные с применением лака. Российский президент следил за своей внешностью, любил фотографироваться и нравиться публике.

“Ишь, как вышагивает, не скажешь, что только что бутылку уговорил, — раздра­женно подумал хромавший сзади Тыковлев. — Не догонишь. А догнать надо, обязательно надо. Сейчас решающий момент...”

Позади за одной из дубовых дверей остался на диване плачущий Горбачев. Теперь уже бывший президент СССР. Отречение состоялось. Потом несколько часов говорили о делах с Ельциным, передавали ему папки с документами особой важности, ядерный чемоданчик. Нет больше СССР. По приказу Ельцина сняли красный флаг с Кремля и водрузили российский трехцветный. Он никак не хотел подниматься, протестовал подъемный механизм, скрипел и заклинивался, но все же вздернули.