Журнал Наш Современник 2009 #1
Шрифт:
– Не могу больше, умираю!
Потом они какое-то время лежали молча, приходя в себя. Она отдышалась быстрее, и, видимо, хотела запоздало укорить его, но сказала с такой интонацией, словно жаловалась сама себе:
– Как же я долго ждала тебя!
Он ответил не сразу, а когда сказал, то тихонько рассмеялся:
– Не больше года!
– У меня и неделя к году приравнивается! У меня свой счет. Так и знай!
Пришел он в себя, более или менее освежившись в мыслях своих, лишь когда за окном обозначилась ранняя июльская заря. Он сел на постели, сладко потянулся, потому что действительно невыносимо хотел спать:
– Пора
Она послушно поднялась, закрыла за ним дверь со двора и, немного постояв и прислушиваясь, не услышав ничего подозрительного вернулась в дом и, упав на постель, охнула:
– Вот и все счастье: было, и нет его! Теперь жди, когда оно вернется! Пробравшись огородами к дому в обманных предрассветных сумерках,
когда все очертания плывут и двоятся, Бунтов тихонько нырнул в сарай, заметив при этом, что старый полынный веник, который он предусмотрительно положил под ворота сарая, лежит на месте, и поэтому вполне можно предположить, что Валентина в эту ночь не проверяла.
Свежесть раннего утра взбодрила Бунтова, и когда он добрался до лощины, то и сонливость пропала. Захотелось работать и работать. И зазвенела коса, и застучал брусок, когда Бунтов, протерев полотно косы росистой травой, ловко точил его, словно дробь отбивал. Когда добил первый рядок почти до конца, то обратил внимание, что в одном месте кто-то собрал в кучур-ку подсохшую вчерашнюю траву, а подошел ближе - кучурка сильно примята, а рядом лежит чей-то забытый сиреневый платочек… И сразу в Бун-тове что-то всколыхнулось, заставило радостно вздрогнуть, словно те, кто был здесь сегодняшней ночью, одного с ним рода из племени влюбленных. И ощущение этого прибавляло сил. Посматривая на мятую кучурку, Бунтов косил и косил, почти без перекуров, вспоминая минувшую ночь, которую отдал Розе.
Вволю накосившись, Андрей тяжело плелся домой в тот час, когда уж солнце вскарабкалось на самый обрыв небосклона. Усталость, как он ни хорохорился, давила тяжелей тяжкого, и вся его мечта сейчас была лишь в том, чтобы добраться до дому, умыться, чуток перекусить и рухнуть спать. Все бы так и было, но у веранды его встретила Валентина и сразу как кипятком ошпарила:
– Тебя участковый ждет!
– Какой еще участковый?
– Самый обыкновенный… Милиционер наш!
Заглянул Бунтов в веранду, а там действительно сидит носатый, со сросшимися бровями Мустафа и что-то пишет в планшетку. Фамилию участкового Бунтов не знал, но она была нездешняя, трудно произносимая, схожая с именем, потому что участковый этот прибыл несколько лет назад то ли из Дагестана, то ли из Чечни взамен местного участкового, которого осудили за то, что, скооперировавшись с местной шпаной, распродал половину коров в соседнем отделении. Тогда и поставили приезжего участкового, наверное, более строгого, которого, видимо, притянул сам начальник милиции, тоже выходец с Северного Кавказа. И вот этот лейтенант сидит у Бунтова на веранде. Услышав Бунтова, поднял голову, встал, надел фуражку с гербом и руку к козырьку:
– Вы Андрей Бунтов?
– Он самый, - невольно заробел Бунтов, сразу вспомнив ночное путешествие к Розе.
– А в чем дело?
– Минувшей ночью в вашей слободе совершили преступление в отношении Фирсовой, похитили пятьдесят тысяч рублей… Поэтому у меня к вам есть несколько вопросов. Расскажите, может, кого подозреваете, или видели каких-либо подозрительных людей, которые могли совершить это преступление?
Бунтов сразу вспомнил
– Откуда у нее столько денег-то? Ведь за паи давали по тридцать пять тысяч, а как вы говорите, что пятьдесят отняли?
– Сумма общая, вместе с трудовыми сбережениями!
– Ха! У нее трудовые сбережения? Да она уж лет десять на пенсии!
– И все-таки, скажите, - настоял горбоносый лейтенант, говоривший почти без акцента, - есть ли у вас какие-либо по этому поводу соображения, тем более что, если судить по свидетельским показаниям, вас видели сегодняшней ночью у дома Фирсовой?
– А вот в этом ошибочка вышла! Никто меня видеть не мог, потому что я с вечера завалился спать, а едва рассвело - ушел на покос!
– Вас никто и не подозревает. Просто мы ищем возможных свидетелей.
– Чего нет, того нет! Ничего подозрительного не видел и не мог видеть!
– резко сказал Бунтов и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
Следом поднялся и лейтенант и, козырнув, вышел из веранды, напомнив:
– Если все-таки что-то узнаете - сообщите нам!
Участковый ушел, а Бунтов подсел к Валентине, спросил, имея в виду Авдотьиху:
– Чего у нее случилось-то?
– Да как же… Она все утро по слободе бегает, рассказывает, как ночью двое в масках пришли в дом и, приставив нож к горлу, забрали все деньги! Вот страсть-то! Небось, Пичугин с дружками позарился!
– Да он вроде бы уехал в Москву.
– И ты поверил?
– Зачем же тогда Авдотьиха открыла-то им?
– Ты где-то умный, а где-то не очень… Забыл, как сам бегал к ней среди ночи за самогонкой? Вот и эти так же. Мол, пришли за выпивкой, а сами вон чего удумали!
– У нее же внучка живет! Она-то чего?
– Нашел защитницу. Она всеми ночами на дискотеке пропадает… Да, - вдруг что-то вспомнила Валентина и внимательно посмотрела на Бун-това, - а кто тебя мог ночью видеть, если ты должен был спать? Или тоже по ночам шарахаешься наравне с молодежью? Смотри, проверю - не поздоровится!
– Вот пристала-то!
– плюнул Бунтов.
– Совсем баба спятила, бог знает что мерещится! Когда поумнеешь-то?
– Когда человеком станешь, тогда и поумнею вместе с тобой!
– А сейчас я кто, по-твоему?
– Зверь ночной! К тому же хичный!
Валентина так и сказала, исковеркав слово "хищный", от чего получилось не столько обидно, сколько смешно. И Бунтов рассмеялся:
– Сама ты "хичная"! Пойдем в дом, есть хочу!
– Зубы-то не заговаривай!
– не приняла Валентина тон мужа и внимательно посмотрела на него; от ее взгляда Бунтову сделалось не по себе.
Поэтому долго за едой не просидел. Чуток поковырялся в сковородке с яичницей и, чувствуя, как засыпает, поскорее отправился в сарай и рухнул на топчан, сразу забыв обо всем на свете. Он бы, наверное, проспал весь день, но после полудня пришла Валентина и позвала обедать. Андрей, кое-как протерев заспанные глаза, сел на топчане и зло спросил:
– Ну, чего тебе? Чего ты ко мне все время лезешь и лезешь, спать не даешь? Гестаповка!
– О тебе же забочусь, чтобы голодным не был!
Пообедав, Андрей собрался вновь полежать в сарае, но жена не пустила.