Журнал Наш Современник 2009 #1
Шрифт:
Отец Дионисий поставил впереди свечу на высоком подсвечнике и начал, пока пели тропари, каждение вокруг стола с посудой. Дым из кадила вырывался густыми сизыми клубами и был такой едкий, что кто-то тут же закашлялся. "Где они только берут такой ладан", - думал отец Дионисий, но тут же ему стало стыдно - а на что они купят хороший ладан, на какие-такие средства? Или ты привез из города коробочку смирны? Так укорял он себя и решил, что, как только сможет, обязательно передаст в Сосновку килограмм афонского ладана. Хотя бы "Гвоздики"
А служба шла своим чередом. Вот уже запели тропарь "Во Иордане кре-щающуся Тебе, Господи…", и он погрузил крест в воду. Потом все прикладывались к распятию, а отец Дионисий, не жалея воды, кропил головы прихожан во имя Пресвятой Троицы. Евдокимыч, получив свою порцию, попросил окропить его еще раз, и тяжелое от воды кропило аж причмокнуло на лбу сторожа.
– Ох, хорошо!
– приговаривал бородач.
– Ох, славно! Окропиши мя иссопом и очищуся!… Еще разок, так. Слава Тебе, Господи! Омыеши мя и паче снега убелюся…
– Тебе, Евдокимыч, надо в проруби купаться - вот тогда будет хорошо!
– сказала стоящая рядом староста Антонина.
– Нет, на это я не способен, - возразил Евдокимыч.
– Сердечко слабовато - не выдержит великой радости.
Добрую порцию святой воды получили и певчие Валентина с Татьяной. Они подставляли под кропило лица, крепко зажмуривали глаза и почему-то открывали рот - задыхались от восторга.
– Теперь отдохнем малость и Богоявленскую службу будем править, - сказала староста и громко объявила приказным тоном: - Ночью приходите в час тридцать. И чтобы без опозданий у меня!
Довольные старушки упаковывали свои бутылки и ведерки и отправлялись по домам. Пошли домой во главе с бабушкой Антониной и гости. Небо казалось еще темней, а звезды, как полагается, - ярче.
– Хорошо, - сказал, вздыхая полной грудью, Алексей.
– И в город не хочется. Этот праздник надо в деревне встречать, точно!
Антонина Павловна всем приготовила места для отдыха, но за разговорами никакого отдыха не получилось. Говорили о празднике, о купании в проруби, о святой воде.
– Та макрон агиасма, - сказал, показывая на сосуд с крещенской водой, отец Дионисий.
– Так греки называли эту воду. Великая святыня, значит.
– Правда, что капля этой воды море освящает?
– спросила Татьяна.
– Как на такой вопрос ответишь?
– отец Дионисий почувствовал, что попал на своего конька.
– Церковь к любой воде относится с уважением, как к источнику жизни. Был такой святой - Кирилл Иерусалимский - так он говорил, что начало мира - вода и начало Евангелия - Иордан.
– А вода из святых источников?
– А что - из источников?
– Она тоже - святая?
– Святая. Любая вода, над которой читаются молитвы, - святая. Есть, например, вода с копия, которым разрезается Агнец на проскомидии. Или вода с обычного водосвятного молебна.
– В чем же разница?
– спросил Алексей.
– Разница?… -
– А попроще?
то ж тут непонятного? Сила молитв различна в разных случаях. А по молитве нашей Господь посылает свою особую благодать на то или иное вещество… На Богоявление при водосвятии особые молитвы. И вода - особая. Раньше даже был особый чин причащения от Богоявленской воды - вот какое значение ей придавалось.
– Говорят, что в двенадцать часов ночи на Богоявление вода в любом сосуде, хоть в чайном блюдце, качнется, - сказала Валентина.
– Ангел крылом задевает.
– И вся вода святая!
– воскликнула Татьяна. Отец Дионисий возразил:
– Святая, конечно. Такой уж день - "днесь вод освящается естество". Но не Великая агиасма, потому что только над водой при великом водоосвящении читаются специальные молитвы, только она пропитывается божественной энергией и становится "макрон агиасма". Остальная святая вода - "микрон агиасма". Великая святыня и малая святыня.
Тут подала голос молчавшая до сих пор Антонина Павловна:
– Вот что, философы, скоро двенадцать часов. Качнется вода или нет, я не знаю, но я каждый год обливаюсь водой на Крещенье. Может, кто желает из вас - воды у меня хватит.
– На улице?
– передернула плечами Татьяна.
– Нет, я к такому не готова.
– Мне нельзя, - сказала Валентина.
– Я - пас!
– поддержал женщин Алексей.
– Дома, в ванной, еще куда ни шло, а тут - нет, увольте.
Отец Дионисий понял, что ему как священнику нельзя терять лицо и придется - хочешь не хочешь - поддержать отчаянную старушку.
– А Вам не опасно, - осторожно начал он, - это… в Вашем возрасте?
– Чай, не впервой!
– твердо сказала староста.
– На миру и смерть красна.
Отец Дионисий вздохнул.
– Я тоже буду, - произнес он обреченно.
Да ты что, Денис!
– схватила его за руку Валентина.
– Простудишься!
– Молодец, батюшка!
– похвалила старуха.
– Ничего с ним, милая, не случится, - сказала она Валентине.
– Крепче будет с Божией помощью.
Во дворе у засыпанной снегом скамейки Антонина Павловна поставила четыре ведра воды.
– Два тебе, - сказала она отцу Дионисию, - а два мне. Ну, кто первый?
– Я, - сказал отец Дионисий, вознамерившийся держать марку до конца.
– Давай, батюшка. Раздевайся в сенях, вот простыня, ей укроешься опосля. С Богом!
Все остались в доме. Отец Дионисий разделся донага, и укрывшись простыней, вышел на улицу. Морозом обожгло все тело и захотелось вернуться в теплый дом, но он победил в себе слабость и вприпрыжку побежал к скамейке, где стояли ведра. Скинув простыню, он посмотрел на звезды и остро почувствовал вдруг, как не чувствовал еще никогда, какой маленький и жалкий человек под огромным ночным небом - соринка в великом космосе.