Журнал Наш Современник 2009 #3
Шрифт:
Характеры героев романа — это, на самом деле, не характеры в их жизненной полноте. Это — имидж, умело подновленный и отреставрированный. Таковы, например, образы милиционеров, образы писателей из богемы. Такие милиционеры, из старого анекдота, у всех на языке.
Профессор русской литературы Барский — пожилой плейбой и кутила — это не сам профессор, а представление о нём. Тиражируемый образ успешного научного работника, нашедшего своё место в современной действительности.
Образ главного героя, русского американца Джона Половинкина, расплывчат и пуст.
Невеста Джона — Ася. Этакая бойкая и нежная современная девочка. По идее автора. Но читаешь — и так и видится публичная девка, которую мудрый сутенер уверил, что ей идёт притвориться наивной и трогательной.
Всё это обличья, а не лица. В "Сорочинской ярмарке" Гоголя нечистая сила заявляет о себе неожиданно и нагло: "…Страшная свиная рожа выставилась, поводя очами, как будто спрашивая: "А что вы тут делаете, добрые люди?" Нынешняя действительность выпирает огромной свиной мордой тупо и злобно, а современный писатель придает этой морде выражение значительности и шутливости.
Роману Павла Басинского предпослан эпиграф из пушкинской "Пиковой дамы": Томский говорит с бабушкой-графиней о книгах, о "русских романах". Эпиграф подобран вроде бы умело: с целью придания энергетического заряда книге. Но отсылка к "Пиковой даме" — чистая формальность.
"Пиковая дама" — опорное произведение для многих поколений русских писателей в обосновании темы нестяжательства. Идеология сегодняшней культуры враждебна идеям "Пиковой дамы". В сознании Германна игра вытесняет живую жизнь и любовь Лизы, погоня за богатством приводит его к ка-
тастрофе. Современный писатель-профессионал, благоразумно желая преуспеть, напротив, только и должен толковать читателю: деньги и игра, игра и деньги…
Эпиграф из "Мастера и Маргариты" предпослал своему роману "Танкист, или "Белый Тигр" Илья Бояшов. Воланд софистически рассуждает о свете и тени. Но опять же полусказочное зло, романтическая любовь, дарованный в награду Дом — мало интересуют современного писателя. Ему только хочется намекнуть, что зло — обаятельно и правдиво, перенять некоторые стилистические приёмы.
Действие романа Ильи Бояшова происходит в годы Великой Отечественной войны. Написать исторический роман — весьма сложная задача, даже для человека, отлично знающего эпоху. Современный писатель обходит эту задачу с лёгкостью: он набрасывает абстрактные декорации, как в компьютерной игре, и играет себе "в войнушку".
Ни малейшей доли патриотизма нет в этой книге. Страха, боли, героизма прошлого будто вовсе и не существовало для автора. Он начинает с чистого листа, у него нет исторической памяти.
Надо отдать должное: начало романа, где явлен главный герой, — яркое, с ёмкой ритмической структурой. Автор показал умение использовать метафоры (подчас вспоминается метафоризм прозы Ю. Олеши).
Но это — единственное достоинство книги. Кульминации нет. Следует ряд осколочных сцен, необязательных описаний, отдельных
Трудно определить момент, когда повествование безнадёжно разваливается. Может быть, это эпизоды вторжения в Германию.
Кажется, автор, заигравшись и забывшись в своих фантазиях, не понимает всего масштаба клеветы, возводимой им на советские войска, которые якобы, как полчища варваров, заполонили Германию в конце войны.
"Комом слипались за "Т-34" раздавленные лошади, фолькштурмовцы и младенцы".
"Оставляя пятна на месте детских колясок", "перемалывая" "обезумевших женщин и детей", советские танкисты врываются в чистенькие тихие городки, мародерствуют и творят повальные насилия (это подаётся с разухабистым юмором).
"Стонал за ними ещё один изнасилованный городок — ни в чём не повинный средневековый Цорбен. Пожары врывались в окна, а из окон навстречу огню летели шкафы, стулья и зеркала: буйствовала в залах и комнатах каждого дома, истребляя чужой ненавистный уклад, свирепая русская пехота".
"Женщины потрошились ими, как куры". В огромном количестве запасается награбленное добро.
Показывая, как начальство (почти безуспешно) пыталось справиться с разбоем, или осторожно указывая в комментариях, что разбоем занимались, в основном, разложившиеся тыловые части, автор, в сущности, ничего не меняет, нарисованные клеветнические картины не тускнеют. А мародёрство описывается так:
"Специальными тросами крепились мешки с самым разнообразным имуществом, включая мыло, консервы, рулоны ситца, сапоги, ботинки, женские чулки и даже реквизированную пару соломенных шляпок с кокетливыми розочками. Кончилось тем, что вся эта гора, облепившая танк со всех сторон, стала мешать повороту башни". И далее: "…Количество рассованного по противогазным сумкам золотишка приближалось чуть ли не к килограмму".
Мародёрствующие советские солдаты напоминают отступающее наполеоновское войско в изображении Л. Н. Толстого в "Войне и мире". Вот здесь, может быть, имеет место невольная, мертвенно искажённая реминисценция образного строя классического произведения.
Склонность к героизму, тяготение к подвигу, неудержимое преодоление препятствий… Всё это стремится спародировать Илья Бояшов в своём романе. К чему? — как бы говорит автор. Лучше прикопить деньжонок и похвастаться перед соседом новеньким автомобилем. Подвигу нет места в современной действительности. Что же делать герою? Разве купить "Запорожец" и протаранить чей-нибудь лимузин.
И показательно, что в книге о Великой Отечественной войне Ильи Бояшо-ва советский солдат и фашист могут, в принципе, даже поменяться местами. "Ты за ту команду болеешь или — за эту?" Автор не спешит определить фашизм, как мировое зло. Этот идейный аспект затушёвывается.